Как ни хотел Итайв не быть свидетелем разговора Баграха с Доу-Дорком, как ни пытался незаметно выскользнуть из каюты следования, когда капитан со скупым вздохом обратился к пассажиру, ему пришлось остаться и услышать всё от начала до конца. Впоследствии он часто силился вспомнить все слова, произнесённые тогда, но в голову, вновь и вновь полосуя душу, лезли только последние:
– Ты окончательно уверен? – тихо-тихо спросил в последний раз Доу-Дорк, невидящими глазами смотря куда-то в сторону.
– Уверен, Доу, – болезненно скривив губы, ответил Баграх.
– На этот раз ты не станешь нарушать правила? – без всякой надежды спросил Доу-Дорк.
– Дело не только в правилах. Хотя, если бы было только и в них, всё равно рано или поздно все советы узнали бы о существовании разумной деятельности на этой планете – она не долго ещё будет оставаться без внимания учёных. Но больше я боюсь за тебя. Да и вообще разум, негуманоидный, вовсе не этологический с нашей точки… ты же сам понимаешь.
– Я понимаю…
Пусто тогда стало у Итайва на душе. Он ещё, помнится, испугался, что Доу-Дорк умрёт в скором времени, возможно даже в полёте, – арволи единственные известные существа, умеющие умирать по собственному желанию. Но эта мысль, выдавленная всепоглощающими чувствами скорби и жалости, причём жалости больше к капитану, не задерживалась в голове. Ни одной мысли тогда вообще ни стало.
Старый арволь не умер ни в полёте, ни после него, он ушёл из жизни лишь сразу после того, как не стало прославленного капитана, но это Итайв узнал уже много лет спустя.
– Мощность векторного усилителя – тридцать процентов. Усиление – двенадцать долей на секунду, – голос Баграха был обыкновенным, громоподобным, но всё же другим.
– Я уже сделал, – ответил штурман.
– Ну взлетай, чего ждёшь.
Итайв чёткими движениями привёл в действие все механизмы и повернул рукоятку последнего тумблера. Слабый толчок пола ознаменовал начало плавного взлёта. Теперь можно было слегка расслабиться – взлёт производился автоматически. Итайв невольно обернулся к дальнему углу рубки и убедился, что в каюте нет никого кроме них двоих.
2010 г.
Частица Боли
Когда-то давно, у самой начальной грани того отрезка времени, что охватывала Её память, Ей всё казалось сырым, холодным и невыносимо пустым. Вокруг с треском крошились горы, из разломов их мёртвых боков, словно кровь из ран, хлестал жидкий светящийся камень, а почти вся влага в те времена была взвешена в воздух. Неизвестно зачем дарёная Ей плоскость была окрашена в красно-чёрный