Внутри на вошедших обрушились гомон и детские крики. Вечер был в полном разгаре – по случаю его приезда собрались все оставшиеся в Москве немногочисленные родственники, разрозненные остатки большой и дружной семьи. Когда-то они жили многоголосой семьей в доме, построенном его дедом в Замоскворечье, и даже разъехавшись, сохраняли милые сердцу привычки и обычаи старого дома. После приветствий и поцелуев, с бокалом красного в руке он присел на ступеньку лестницы и огляделся.
Прямо перед ним в прихожей с зеркальным шкафом во всю стену большая добрая собака слабо отбивалась от пытающегося её оседлать деловитого мальчишки лет пяти. Слева, на диване, его брат о чём-то говорил с мальчиком постарше, снимая разговор на камеру. За кухонным столом хозяйничали, болтая и смеясь, женщины – полуслепая тётка, казалось, совсем недавно молодой женой дядьки вошедшая в дом, а теперь старейшая женщина семьи; романтическая двоюродная сестра, пришедшая с женихом, с удовольствием возившимся с девочкой лет восьми; деловито-хозяйственная жена брата, накрывающая на стол, и помогающая ей девушка Пети.
Он не сразу обратил внимание на хозяйку, которая спокойно и незаметно управлялась на кухне, участвовала в разговорах, руководила детьми. Сначала его привлёк её голос, высокий, немного зажатый, с детскими нотками, внутренне напряжённый и трогающий его, как драматические раскаты Рахманинова или прочувствованное кружение танго. Мучительно знакомый, вынесенный из юности голос, как будто специально созданный, чтобы проникать в душу. Голос, от которого он глох и переставал разбирать слова, которому не мог противостоять. С этим голосом были связаны все его не многочисленные серьёзные увлечения. С удивлением он начал наблюдать за его новой владелицей.
Высокую, тонкую, с короткими рыжими аккуратно уложенными волосами, с круглым лицом, на котором выделялся широкий тяжёлый нос и тонкая верхняя губа, её вряд ли можно было бы назвать красивой, если бы не глаза – огромные, миндалевидные, искрящиеся, обволакивающие теплом улыбки, в момент прямого взгляда приоткрывающие на короткие секунды водоворот чувств и эмоций. От этих глаз трудно было оторваться.
За столом, как обычно, когда он приезжал, говорили о том, как жили когда-то вместе; как по выходным и праздникам собирались в столовой с выходящей во двор двухстворчатой дверью, всегда открытой друзьям и однокашникам; об ушедших родителях, о детях, внуках, об остроумном дяде Боре с его шутками, которые запрещались слушать детям;