Мы уже два часа вырабатываем счастье, и все мое нутро переполняет несказанная радость, с которой не может сравниться даже коитусосимулякр. То, чем мы занимаемся, придает осмысленность моему бытию.
Шестой велит проверить, как там оставшиеся члены стаи в городке. Я возвращаюсь и замечаю, что дети и женщины с младенцами исчезли: у руин сидят лишь три старухи, словно три огромных сизых голубя, втянув головы в плечи, и чего-то ждут. Мое любопытство пересиливает осторожность, и я подхожу к ним вплотную: я еще ни разу в жизни не видел старость. Она ужасна – еще омерзительней, чем женская внешность. Если такие изменения происходят с любым, кто старится, – то хвала Дуче, что он нас от этого избавил: лучше быть съеденным в расцвете сил, чем страдать и заживо разлагаться.
И тут из-под лохмотьев ближайшей старухи выскакивает ловкий ребенок и набрасывает на меня сеть-парализатор. Появляются две половозрелые особи, забракованные шестым (у них были младенцы), старухи и девочки, еще не успевшие стать женщинами. Они затаскивают меня через пролом в полу руин в сводчатое смрадное подземелье, где подвешивают в точно таком же пыточном кубе. Раздевают меня догола, перетягивают половой орган так, что он набухает, как в коитусосимулякре. Голые женщины начинают проделывать со мной то же самое, что делал я с половозрелыми, повторяя: «Ты узнаешь, что значит настоящая любовь», но я их совершенно не понимаю: почему я должен забыть, что такое экспериментальная кулинария? При чем здесь кулинария? Все женщины по очереди соединяются со мной, продолжая меня истязать: дикая смесь боли и удовольствия. Когда же я слышу где-то сверху голоса ребят, готовых меня освободить, женщины выливают на пол ведро какой-то вонючей дряни и поджигают ее.
Нет сил кричать, во рту кляп. Старухи, девочки, женщины – все чертово отродье бесследно исчезает во мраке подземелья, бросая меня поджариваться в пыточном кубе. Теперь-то я, кажется, понимаю, что они имели в виду под словом «кулинария». Или же любовь – это что-то другое? Жертва?
– 3-
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу на земле лицом вниз, прижавшись лбом к слегка еще теплому пеплу. Приподняв голову, попытался оглянуться, но не смог: шея затекла и совершенно не двигалась. Слегка подташнивало, особенно когда мысль случайно задевала рецепторы памяти, которые кровоточили свежими воспоминаниями из параллельного мира. Заря уже тронула кромку горизонта, а утренняя звезда ярко сияла в темном небе, напоминая об истории с волхвами, которые на свою беду встретились с окаянным царем Иродом. Звезда лукаво подмигивала мне, словно напоминая, что в моих руках – в отличие от рук наивных халдеев – не золото, мирра и ладан, а только ключ к тайным дверям в соседние измерения. Им я пользовался без спроса, залезая в чужие сознания, как к себе в карман, в надежде найти «то, не знаю что» и кардинально изменить жизнь.
Весь