И сама музыка часто сопровождается лирическими перевитыми узорами. Если вы видели выступление Rammstein в Париже или Хьюстоне, если вы видели, как многие тысячи людей показывают на Тилля и ревут на немецком «Du hasst mich», то перед вами возникал вопрос некоего особого универсального языка. Какой еще немецкий художник слова способен изобрести в наше время лирику, которую понимают люди в Мюнхене и Берлине так же, как и в России, Мексике, Франции или США?
Прежде чем мы встретились в Берлине, папка со стихами Тилля лежала на моей кровати в отеле. Он доверил мне их, чтобы я прочитал. И я читал. И читал. И читал. Мы тогда не обмолвились ни словом об этих стихах. Тилль часто обращается к теме природы, на которой он вырос и в чей покой он убегает. Он находит там, в тишине лесов и озер, особый язык, слова которого тут же хочется записать, красоту которого так хочется присвоить себе…
Так это началось. Потом появилось больше стихов. Как приливы. Приливы и отливы. Громкие и тихие. Грубые и нежные.
Собранные здесь стихи звенят, как царапание по льду в холодной ночи. При этом здесь есть настоящие монстры, комическая бойня, множество скверных вещей, немного резни – и потом снова ласковые миниатюры. Ласковые? Смеем ли мы употреблять это слово после “Zärtliche Cousinen, Teil III”? Поэзия Тилля, однако, проявляется как в ярких, так и тихих моментах, буйных, только кажущихся неловкими, негибкими, после которых вдруг льются равномерные строки лирики, становясь ясными, педантично отточенными:
В БЕЗМОЛВНОЙ НОЧИ ЧЕЛОВЕК ПЛАЧЕТ
ПОТОМУ ЧТО У НЕГО ЕСТЬ ПАМЯТЬ
Как-то долгим вечером я прочел эти и другие строки актеру Маттиасу Брандту. На следующий день Маттиас написал мне по электронной почте: «Самое интересное в этих стихах то, что едва ли кто-то предположит, что они Тилля Линдеманна. При этом так много тишины и глубины и комизма в этой поэзии, как и в текстах Rammstein. Эти стихи легендарны. Для актера они являются, так сказать, раем. Они звучат так, как будто кто-то сорвал тексты песен Rammstein и положил их под цветочный пресс. Это чистый Линдеманн – гербарий!»
Мы видим людей в стихах Тилля голыми, в жажде, в одиночестве, в глумлении и ненависти. Наконец, раз за разом читая и сортируя, я думал, что здесь есть всё: несравненные, убедительные раны самоутверждения. И вот, позади этой мантры отрицания «нет», если охватить всё вместе, обнаруживается большое настойчивое «да».
Мы чувствуем в героях Тилля поэтов, с текстами которых он рос дома: это Бертольд Брехт, Конрад Фердинанд Мейер, прозектор Готфрид Бенн. И мы чувствуем в этих историях (потому что подчас эпические истории часто есть в самых маленьких стихотворениях) героев нашего времени – рассказчика современных событий катастроф жизни, швейцарского журналиста Эрвина Коха, чьи «Wahre Geschichten» («Правдивые истории») под названием «Was das Leben mit der Liebe macht» («Что делает жизнь с любовью») принадлежат к любимым книгам Тилля.
Мы редактировали тексты совместно и молниеносно, но чтобы читатель смог проникнуться к ним любовью, они теперь, возможно, задним числом требуют корректуры (слишком поздно, слишком поздно), потому что по крайней мере некоторые стихотворения – это нарушение общественного порядка. Кто хочет искать, тот найдет здесь: ломанные схемы рифм, ломанный ритм, ту или иную как будто непроизвольную перестановку звуков. А по существу: сексуальная эксплуатация, дискриминация по возрасту, и, и, и … Вообще: кто хочет читать этичные стихи, тот разочарованно склонит свою голову и будет тихо плакать. Кто, однако, вместо этого хорошо присмотрится, тот будет щедро вознагражден. Он констатирует, что лирическое Я в этих часто неистовых текстах, обращенных как к читательницам, так и к читателям в каждой строке, всё же, прежде всего, подает на подносе собственное, нежное сердце.
Я описал Тилля как Кинг-Конга немецкой современной культуры. Также в этих стихотворениях бушует уязвимый, но очень чувствительный неистовый берсерк со своей любимой блондинкой в лапах, несущийся через города или, пожалуй, даже как последний киногерой пират через все воды мирового океана. Кто бы ответил на крик Кинг-Конга о любви любовью? Зверь должен умереть. Тилль сам отвечает этому зверю, и в этом его ответ созвучен всему творчеству Rammstein: я разочарован. Для чудовищ такого вида, о которых в своей книге рассказывает Тилль, есть одно высказывание громогласного Жоржа Симеона. Я поставил это выражение в коллекцию интервью, потому что все эти люди, с которыми я встречался для разговора, были объединены трагическим, комическим, но в действительности всегда разрушительным сражением против несчастья своего существования: «Человек до того плохо приспособлен для жизни, что можно было бы сделать из него сверхчеловека,