Матроны, одетые для вечернего чаепития, смешались с почти голыми беженцами. Угрюмые мужчины с винтовками бились за места в очереди с матерями, прижимавшими к груди младенцев.
Глаза всех были устремлены на главный приз – место на борту одного из суденышек, стоявших на якоре в стороне от пирса Клиффорда, в ожидании беженцев, которых надо было увезти от неистовствовавших японцев. Беженцы волна за волной накатывали на импровизированный флот спасательных судов, точнее, тех судов, которые оставались на плаву. Во время предшествующих налетов десятки лодок были потоплены в гавани. Над мелкой водой в прибрежной полосе торчали мачты затонувших судов.
Было 12 февраля 1942 года. Менее чем восемь месяцев назад британские войска, отступавшие под натиском вермахта, избежали уничтожения на пляжах Франции, когда собранная из самых разных судов спасательная флотилия перевезла более трехсот тысяч солдат из Дюнкерка через Английский канал в Англию. В Сингапуре ту же героическую миссию предстояло выполнить импровизированной флотилии из 183 судов. Это было Дюнкерком в миниатюре. Однако сингапурская эвакуация не достигла результатов, даже близких к результатам дюнкеркской операции, хотя невероятные храбрость и сила духа, которые будут проявлены в ближайшие часы, дни и недели, даже превзойдут подвиги, совершенные в Английском канале.
Канонерки, «Кузнечик» и однотипные «Стрекоза и «Скорпион», были самыми крупными спасательными кораблями. Джуди, стоя на палубе «Кузнечика», наблюдала за творившимся на берегу хаосом. Если неразбериха и привела собаку в необычайно нервное состояние, она его не проявляла. Джуди спокойно сидела у лееров, иногда переходила на другой борт только для того, чтобы вернуться обратно, так, словно демонстрация обнаженных эмоций на пирсе пригвоздила ее к месту.
Чувства собаки оскорбляли шум и особенно запахи, царившие в гавани. Небо застилал черный дым, закрывая солнце. В ноздри пойнтера проникал ужасный смрад, который мог исходить только от человеческой толпы. Даже люди с их более слабым обонянием зажимали носы. Обычный для береговой линии запах гниющих водорослей, рыбы и горючего смешивался с появившейся по причине разрушения канализационной системы вонью свежих экскрементов. Но эти запахи перекрывал запах разбомбленного города. Запах сгоревшего каучука, расплавившихся металлических балок, древесины, обращенной в пепел, и смрад разлагающихся жертв японского наступления соревновались за место самого сильного возмутителя чувств. Всех вокруг тошнило от ужасной вони.
Тем временем бомбы продолжали падать, и многие из них – прямо в доки. Долгие периоды вынужденного удушающего бездействия, вызванные попытками военных моряков организовать посадку на корабли и отступление, прерывали моменты появления японских самолетов, приводившие людей в смятение. Визг падающей бомбы сливался с воплями беженцев. Затем следовал взрыв, который часто оказывался более тихим или менее впечатляющим, чем ожидали многие.