– Ты бы пил меньше, глядишь и на еду бы хватало, – вставил грустный Ромео.
– Меньше, больше какая к чертям разница! Пропала труппа, как есть издохла. Что мы втроем осилим? Завтра до города доберемся, а играть все одно нечего. Хоть с протянутой рукой иди – подайте актерам погорелого театра! Выпьешь – забудешь, а протрезвеешь – и не жил бы вовсе, – Арлекин запрокинув голову вытянул последний глоток из фляжки, отшвырнул пустую посудину в ближнюю лужу. Потянулся было набить трубку, потряс кисет, сплюнул со злобой и скорчился у огня, как старик.
Из-под серого полога на Арлекина смотрела женщина. Худощавая, волосы прибраны под платок – как подобает мужней жене.
Господи-божечки мои, на кого он похож! Сутулится, крючится, на губах – ни улыбки, в глазах – ни звездочки. А недавно еще любая отдала бы полжизни за один его взгляд! Никто в мире не умел смотреть так весело и ясно, понимая и обнимая одновременно. Совсем молодым он повел за собою актеров, и ведь пошли, как родные – лучшего Арлекина и придумать было нельзя!
Он блистал на подмостках, срывая букеты смеха, жонглируя аплодисментами, марионеткой на нитках водя толпу. Подбирал роли к актерам и актеров под маски, ни разу не ошибаясь, умел показать, объяснить, а порой и заставить играть – и его похвала становилась дороже денег.
Когда она пришла в труппу, никто и поверить не мог, что эта худышка со взглядом напуганного котенка способна выйти на сцену. И только он, Арлекин, различил в рыжеволосой дурнушке будущую Коломбину. Сколько сил он потратил, ставя танец с метелкой, ставший потом ее коронным номером. «Ножка раз, ручка два, поворот. Встряхни головой – пусть зрители видят, какие роскошные кудри! И давай, улыбнись – Коломбина не может не улыбаться!»
Долгие репетиции – так, что по ночам она плакала от боли в перетруженных мышцах. Неумеха, исколола все пальцы, пока шила костюм. Перед премьерой стукнулась лбом об оглоблю, играла с запудренным синяком – и хоть бы кто заметил! Публика приняла ее сразу, на зависть былой примадонне. Цветы, комплименты, поклонники, один противный барон даже хотел похитить, напоив сонным зельем (до сих пор интересно, что он сказал наутро, обнаружив в постели собственную жену).
Из дурнушки Коломбина стала красавицей буквально в несколько дней, как бывает иногда с девушками. И целый чудесный год играла себя – очаровательную кокетку, насмешливую, веселую, легкую, будто бабочка. Вся труппа побаивалась ее остренького язычка и тяжелых затрещин, в ответ на легкие вольности. А дальше… Она не сразу поняла, что влюбилась – пока не поймала себя на желании выцарапать глаза очередной хорошенькой горожанке, когда та зазвала Арлекина полюбоваться на прекрасные вишни в ее маленьком садике. Чуть не расплакалась даже – но где ж вы видали Коломбину в слезах?
Потом, после столичных