Если нечего терять, можно быть жестоким. Пьеро учился стрелять из мушкета, колол саблей соломенное чучело, вытягивался во фрунт перед офицерами. Роль была хороша. А вместо аплодисментов Пьеро наградили капральскими лычками. Год шел за годом. Каша у костра, соленые шуточки вместо приварка, проверка караулов. Солдатское жалованье в кисете собиралось монетка к монетке, увесистый мешочек уже натирал живот. И вот, наконец, началась война. Отряд Пьеро долго шел в арьергарде и в город вступил последним. Сражение завершилось, осталось добить последних притаившихся неприятелей и подобрать добычу, не замеченную первопроходцами. Солдаты разбрелись в поисках дармовой выпивки и нетронутых девок, Пьеро шел один. Роль подошла к кульминации – возможно через минуту из этого мушкета придется стрелять в человека. И вдруг из проулка… о, господи!
Пестрый полог, скрип и визг колеса. Мальчишка на козлах роняет поводья, не в силах справиться с испуганной лошадью. Куда ж они смотрят, олухи!
Пьеро бросился под копыта, перехватив мерина за узду. Пихнул мальчишку в повозку, вырвал у него бутафорскую шпагу. Вскочил на козлы и погнал, нещадно нахлестывая – прочь, прочь отсюда. Стук копыт перебиваемый какофонией криков, горящая баррикада поперек улицы – только бы полог не подожгло, солдаты наперерез – кнутом одного, второго – прочь!
Он замедлил бег повозки только за речкой, отъехав от города пару лиг – иначе мерин падет и убраться отсюда они не сумеют. Заглянул под полог – в сумерках смутно виднелись две тощенькие фигурки. Подростки.
– Эй, вы живы там?
Сунулась вперед курчавая головка девочки.
– Младшему повредило руку, я перевязала. Спасибо, что спасли нас. Все остальные погибли в городе и мы бы остались там.
…Младший – значит недавно пришел в труппу, нет своего амплуа. Но как держал шпагу! Девочка – миленькая заплаканная мордашка, черные непокорные кудри, голубые – даже сейчас это видно – голубые как рассветное небо глаза…
На вечернем привале к ним прибилась старуха-беженка, потерявшая дом. В повозке нашлась фасоль и копченый окорок. Они долго сидели у костра молча, лелея на коленях миски с горячей едой. Кошмар остался за кулисами. Пришло бесчувствие покоя, когда нет сил ни плакать ни смеяться, ни даже вспоминать – только сидеть и смотреть в пустоту, засыпая на полувздохе.
Утром Пьеро проверил