– Открой свои чакры, настрой свой лингам, насыть себя праной, а когда приблизишься к сути Брахмана, то не забудь поделиться со мной галушками…
– Что? – не сдержался мало что понявший гимназист.
– Горилки нэма? – печально опустил уши слон, переходя на украинский. – И совести нэма…
– Чего?!
Ой, у вишнёвому саду
Соловейко щебетав.
До хаты к милой я просився,
А её батька мене не пускав! –
хорошо поставленным, практически оперным голосом, хоть и чуть гнусавя в хобот, прогундел слон, изобразил пляску на одной ноге и исчез, вильнув хвостиком.
Сон кончился.
Откуда-то из сада доносилось печальное девичье пение, разморённое жужжание пчёл, яблочный аромат и дивный, ни с чем не сравнимый запах середины лета в Малороссии. Лета чистого, солнечного, с белозубой улыбкой, румянцем во всю щёку и загорелой кожей. Кто ни разу не был в братских объятиях дивной родины нашей, Украины, тому не понять. Того можно лишь пожалеть…
– Приснится же всякая дрянь, – зевая, сам себе сообщил Николя и резко повернул голову, заслышав издалека знакомый разбойничий свист.
Резкий звук сей, разрывающий пространство, подобно тетиве татарского лука Чингисхана или самого Батыя, разорителя стольного Киева, был прекрасно знаком слуху молодого человека. Ещё с первых малолетних и босоногих шалостей своих по густым садам и речным отмелям условный свист козаков атамана Сирко верно служил двум приятелям. Позже они договорились использовать козачий посвист (к слову сказать, не получавшийся никогда у Николя) только в самых исключительных случаях, требующих немедленного решения, а также участия обеих сторон.
– Иду, иду, – быстро натягивая сапоги, буркнул молодой гимназист и пулей метнулся по лестнице вниз, едва не сбив по пути милую тётушку, разметав по углам взвизгнувших сестриц, чудом избежал столкновения лоб в лоб с перепуганным фикусом и, плечом раздвинув в стороны конюха и дворника, бегом вырвался на свободу.
Тётушкины квохтанья глохли под напором нежнейшего украинского мата, где каждое слово в сравнении с русским звучало благостнее, мягче и лиричнее. Сравните сами: пидлота, сволота, дурень и милейшее слуху – пришелепкуватий!.. Не будем заморачиваться переводом, у родни это не принято, верно?
Поскольку дом Анны Матвеевны стоял ближе к окраине, быстроногому герою повествования нашего не требовалось так уж много времени, чтобы удрать за околицу. Тем более что так далеко бежать-то, по сути, и не требовалось – за плетнём уже переминался с правой на левую ногу его широкоплечий друг с чёрными усиками и стрижкой под горшок.
Если