– Это мое.
– …Круто. Они купили?
– Да.
– А чего за музей такой?
Рубенс долго рассказывал его историю, описывал даже экспонаты, потом перешел на Лувр, на эпоху Возрождения, в которой Ян видел незаслуженно забытое современными художниками идеальное чувство красоты и гармонии, – именно то, чего так не хватает нынешнему миру. Рассказывал о сюжетах эпохи, о секретах красок и техник, о правилах композиции, о золотом сечении и перспективе, об эмоциональных и духовных открытиях и об ином, не религиозном отношении к человеку.
Из того, что говорил Ян, Каретный почти ничего не понял и не запомнил, но точно уяснил одно: его сосед по парте – абсолютно беспомощен в реальной жизни… потому что живет в каких-то других – видимо, чертовски интересных, но абсолютно нереальных мирах! Олег смотрел на него как на убогого, несчастного, почти как на инвалида! Он не видит опасности, не понимает, откуда может ударить жизнь, не готов принимать удары. Нет, Ян не слабый… он просто абсолютно беспомощный! Его же свалит любой ветерок, любой идиот! Как он живет-то среди людей? Ему бы в музее жить…
Олег разглядывал Рубенса и тихо радовался, что он – не такой.
Как-то раз Каретный пришел в школу после очередного недельного прогула, мрачный, тихо злой. Ян косился на него весь урок, а на перемене не выдержал:
– Я могу тебе чем-то помочь?
– С чего вдруг?
– Ну, я вообще, сижу с тобой за одной партой. Мне не очень комфортно, когда ты в таком состоянии.
– Пересядь.
– Ты удивительно вежлив сегодня.
– Как всегда.
– Да нет, гораздо вежливее!
– Не нравится – пересядь, – отрезал Олег.
– А есть еще варианты?
– Вариантов всегда много.
– Олег, мы так поссоримся.
– Да мне насрать.
– Тебя это устраивает?
– Я сказал: мне насрать.
– Договорились.
Весь урок они вели себя так, будто каждый сидел отдельно. Они бы так и разошлись, и возможно – навсегда, но Рубенс забыл в полке под партой рисунок. Каретный обнаружил его на перемене, достал и увидел свой портрет. Какой он был на этом портрете? Такой, каким хотел стать. Рубенс добавил ему лет, силы и жизненного опыта. С обычного тетрадного листа смотрел настоящий полководец… Черт возьми… как он это сделал?
Мы никогда не знаем, какие струны в душе таких людей, как Олег Каретный, еще могут звучать. Мы видим их жесткость и жестокость, черствость и равнодушие, непримиримость, эгоцентризм… и, в общем-то, не ошибаемся. Но в некоторых остается какая-то струна, неожиданно начинает звучать, встретив свой камертон. Неожиданно для самого человека. Он приглядывается, прислушивается, решает – сопротивляться или нет. А потом – либо признает ее пр�