«Это просто старый дом», – стараясь внушить себе немного уверенности, прошептала Елена, не находя объяснения на вспыхнувшее в ее душе чувство, – «Я знаю, старые дома могут быть загадочными. А если они захотят, они смогут поделиться самыми странными и заветными тайнами. Их просто надо услышать», – вдруг, вспомнила она слова своей мамы. «Ох, мама», – невольно призналась она себе, – «я не знаю, что это, и куда занесла меня судьба на этот раз, но это чувство тоски по прошлому, оно мне нравится. И оно пугает меня».
Показавшись девушке бесконечным, подъем закончился такой же невзрачной старой дверью, как и сама лестница. Открыв ее и войдя внутрь, Елена ахнула. Много она видела комнат и помещений за свою не столь длинную судьбу фотографа, но такое она увидела впервые. Вход, в который она вошла, оказался запасным входом для прислуги, спрятанным за увесистой бархатной гардинной, словно занавесом между двумя эпохами: эпохой прошлого и настоящего. И вот теперь этот занавес вдруг открылся. Перед взором Елены предстал большой зал, освещенный огромными полукруглыми окнами-витражами, изображавшими эпизоды придворной жизни. Яркие вечерние лучи солнца, скользившие сквозь разноцветное стекло, мягким полумраком заполняли все вокруг. Пол, будто продолжение витражей, был искусно выложен разноцветной мозаикой, на рисунках которой меж роскошной виноградной лозы танцевали разодетые в яркие платья дамы и кавалеры, в жеманных движениях протягивавшие друг к другу руки. А со стен, от пола до потолка украшенных лепниной, словно с небес, взирали на них пухлые ангелочки, любопытно выглядывая из-за плеч мускулистых богов и пышнотелых богинь, стараясь что-то шепнуть проходящим мимо гостям. Обрамлявшие стены шторы, мягкими воланами свисавшие до самого пола, элегантно дополняли их застывшие в камне танцы.
Елене вдруг показалось, что по той невзрачной лестнице она, будто пройдя