Она услышала, как он приближался, и повернулась. Ее прозрачную белую полумаску украшали голубые металлические блестки. Разглядеть за ней глаза было невозможно.
– Привет, Фрэнк, – сказала она, будто никакой маски на нем не было. Ему захотелось развернуться и убежать. Она его узнала – этого достаточно для бегства.
Но он остался на месте.
– Привет, Майя, – сказал он. – Прекрасный сегодня был закат, да?
– Впечатляющий. У природы нет вкуса. Это всего-навсего открытие города, но походило оно, пожалуй, на Судный день.
– Да.
Они стояли в свете уличного фонаря, наступив на тени друг друга.
– Тебе понравился вечер? – спросила она.
– Очень. А тебе?
– Он становится немного бурным.
– Но на это есть причины, не находишь? Мы выбрались из нор, Майя, и наконец вышли на поверхность! И что это за поверхность! Чего стоят только эти виды на Фарсиду!
– Здесь хорошее месторасположение, – согласилась она.
– И будет отличный город, – предсказал Фрэнк. – Но где ты сейчас живешь, Майя?
– В Андерхилле, Фрэнк, как всегда. Ты и так это знаешь.
– Но тебя там никогда не бывает, разве нет? Я не видел тебя год, а то и больше.
– Неужели уже столько прошло? Ну, я была в Элладе. Ты же наверняка слышал?
– А кто бы мне сказал?
Она потрясла головой, сверкнув голубыми блестками.
– Фрэнк…
Она отвернулась, будто хотела уйти от расспросов.
Фрэнк сердито обошел ее и встал у нее на пути.
– Тогда, на «Аресе»… – сказал он. Его голос звучал сдавленно, и он подвигал шеей, чтобы освободить горло и стало легче говорить. – Что случилось, Майя? Что случилось?
Она пожала плечами и не ответила на его взгляд. Она долго молчала. А затем посмотрела на него.
– Спонтанность, – ответила она.
А затем пробило полночь, и они попали в марсианский временной сброс – промежуток в тридцать девять с половиной минут между 12:00:00 и 12:00:01, когда все часы отключались или останавливались. Так первая сотня решила сладить с тем, что сутки на Марсе длились чуть дольше двадцати четырех часов, и это решение, как ни странно, всех удовлетворило. Каждую ночь нужно было ненадолго забывать о сменяющихся цифрах, о беспрестанном движении секундной стрелки…
И в эту ночь с наступлением полуночи весь город сошел с ума. Почти сорок минут вне времени должны были стать пиком праздника – все подсознательно это понимали. Разрывались фейерверки, люди ликовали. А когда воздух пронзили сирены, ликование удвоилось. Фрэнк и Майя любовались салютом и прислушивались к шуму.
Затем этот шум изменился: