Два месяца непрерывной, безвылазной работы, и вот он, свиток, готов! Отец Хавьер взял бронзовую песочницу и щедро посыпал нижнюю часть развернутого пергамента, подождал, пока песок впитает чернила, потом тщательно, почти любовно свернул трактат. Взял со стола большую глиняную кружку с поднимающимся из нее языком желтого пламени и направился к двери.
Дверь отворилась с классическим скрипом, за нею был полутемный, вымощенный огромными каменными плитами коридор. Где-то в глубине его горел укрепленный на стене факел, и под этим факелом маячил стражник в кирасе и с алебардой.
Келья отца Хавьера располагалась в той части королевского дворца, которую никак нельзя было назвать парадной. Огромные залы, стосвечовые подсвечники, полированные мраморные полы – ко всему этому старый францисканец был совершенно равнодушен, он сам выбрал себе келью и дорожил ее укромностью. Такая чушь, как рассказы о привидениях и оживающих покойниках, его волновала мало, несмотря на то что несколько фамильных герцогских и графских склепов находилось в непосредственной близости от места его ученых занятий.
Сжимая в одной руке драгоценный свиток, а другою приподнимая светильник, отец Хавьер уверенно шел по каменным переходам, не обращая внимания на шныряющих крыс и еще меньше – на почтительно вытягивающихся при его приближении стражников. Те, хотя и знали, кто он такой, в глубине души подозревали, что старик состоит-таки в каком-то родстве с родовитыми покойниками из дальних склепов или по крайней мере с привидениями.
Вот наконец и нужная дверь. Ничего в ней особенного, таких полно в коридоре. Низкая, сводчатая, обитая стальными полосами. Но перед ней стоят сразу два стражника. Они знают отца Хавьера. Старший поднял тяжелое кольцо и несколько раз ударил в железную скобу на двери.
Через несколько мгновений та отворилась.
Совершенно бесшумно.
Отец Хавьер шагнул внутрь.
Там его ждал роскошно разодетый, весь в брабантских кружевах, шелке и бязи, кажется даже напомаженный, господин. В первый момент могло показаться, что это один из ближайших приближенных его величества, не последней руки министр.
– Хуан, – сухо сказал монах, – мне нужно немедленно поговорить с королем.
Камердинера передернуло. Вполне понятно, что он ненавидел странного старика и никак не мог взять в голову, зачем его величество держит это пугало при себе и позволяет вести себя столь бесцеремонно. Вот и сейчас явился ни свет ни заря с этим дурацким светильником и с таким выражением лица, будто только что открыл, каким образом можно осчастливить Испанское королевство. Каждый такой