– Эй! Вельможные! – Нутерхопер еще не угомонился.
– Ну? Чего еще тебе не так?
– Не забывайте, ну чтоб мне не пришлось напоминать, – вот это, наша царица, последняя в Черной Земле, носительница божественной крови потомков Гора. Вы меня поняли, вельможные ублюдки? Или я вот эту булаву… – полководец выразительно подвигал булаву между левой ладонью собранной горсть – ….таким вот образом использую. – Угы-гы-гы.
Уаджар, не менее выразительно, показал ему левую руку со сжатым кулаком и похлопал правой ладонью по предплечью. Такие сакральные жесты появились именно в то время. А вообще-то еще раньше. Сразу после матриархата.
Нутерхопер оглядел Нейтикерт. Густые черные волосы царицы слиплись и в лучах солнца отливали багровым. На белых одеждах ярко алели пятна.
– Идем к реке царица, там ты отмоешься от крови.
– Зачем же, Нутерхопер? Ты же полководец и вид крови должен быть тебе приятен. Напрасны были твои потуги, ибо сейчас, все бы и кончилось.
– Ну, я не думаю, что такой исход тебя устроил бы?
– Теперь посмотрим. – сказала царица. – Что кого устроит.
Царица, наконец, вынула руки из-за спины. В руке у нее был странный нож черного цвета, со зловещим красным камнем в рукояти. Она упала на колени, воткнула нож в землю, набрала полные горсти песка, посыпала им голову, еще раз набрала и посыпала и, подняв вверх лицо, завыла. Хнемредиу, которого только что уговорили встать с колен, услышав этот вой, тут же лишился чувств. Львенок, закрыв голову лапами, заорал дурным звериным воем.
Нутерхопер взглянул, щурясь на солнце, и пробормотал:
– Вот ведь дерьмо. Мать вашу Исиду!
С некоторых пор жители Кхема – города Удара Молнии, иногда слышали вой неизвестного животного. Не шакала, напротив, все шакалы, начинающие перекликаться по ночам, заслышав эти звуки, замолкали. И не дворовые собаки, – эти постоянно выли но, – они, его услышав, прятались по конурам. И не охотничьи тезем, те, припозднившись с хозяином на охоте, начинали сбиваться в кучу и жаться к ногам, а иногда в ужасе бежали к дому.
Что это было за животное такое, никто не знал и выяснить никто так и не решился. И правильно, потому что может это и не животное совсем, а существо какого-то другого мира, возможно демона, так как в голосе земного существа подобного страдания быть не может, а только существа познавшего весь ужас запредельного мира. Иногда этот жуткий крик-песня боли был слышан и в Меннофер.
Там жили четыре человека, которые, возможно, могли бы пояснить это странное явление. Но все они одинаково молчали. Хотя вели себя по-разному при этом.
Один бледнел, падал на колени и до утра богам молился, прося у них прощения за что-то, а с утра шел в храмы и богам приносил великие жертвы.
Другой становился задумчив, садился в кресло у окна, брал кубок вина и, потихоньку прихлебывая, сидел так до утра, думая о чем-то и только с первыми признаками рассвета спать