Нейтикерт бежала по дороге мощеной каменными плитами, мимо лежащих на постаментах черных шакалов, смотревших вдаль безразличными глазами в неведомую даль, к набережной Перу Нефер. Ветер трепал белые одежды, обнажая мелькающие худые ноги, и развевал иссиня-черные волосы. Бежала сквозь толпу, занятую повседневными делами. За ней с мяуканьем спешил львенок.
Люди, узнавая свою царицу по белому с золотыми нитями платью, падали перед ней, узнавали, почти столкнувшись и, отпрянув в ужасе, падали, брошенные на землю силой тысячелетнего поклонения своим живым бога.
Худенькая фигурка в белом резала толпу и расшвыривала людей, будто взбесившийся носорог или слон. Толпа перед царицей еще стояла, а сзади лежала на земле, словно гигантская коса подсекала им ноги. Лежавшие поднимали головы и с удивлением смотрели вслед, впервые видя царицу в одиночестве без свиты, без охраны, без оркестра и бегущую в растрепанных одеждах.
Нейтикерт выбежала на пристань, окинула ее взглядом, прыгнула в маленькую лодку, связанную из пучков тростника, схватила весло и оттолкнулась от причала.
Владелец лодки, находившийся тут же, со стоном ужаса распростерся в лодке приготовившись умереть.
От ворот Инебу-Хедж бежала охрана с носилками, но не успела, потому что люди, увидев воинов преследующих царицу с копьями наперевес, их разоружила и долго била ногами, пока не разобрались что к чему. Успел только львенок, прыгнувший с причала в отошедшую уже лодку. Тяжело дыша, он свалился на дно и пополз к царице. Он был еще маленький и очень боялся остаться без царицы, но именно сейчас, вдруг понял, что еще больше боится оставить царицу без себя. Он вдруг понял, что он лев. Будет львом.
Нутерхопер пил ароматное вино пурпурного цвета, закусывал копченостями и жаренным, на углях, мясом, слушал музыку и смотрел на извивающиеся тела танцовщиц.
Пил он, уже очень-таки давно, но не пьянел. Пил, и, впервые в жизни, не чувствовал божественного вкуса напитка. Вращающиеся полные бедра, призывно колыхающиеся груди и, соблазнительно, играющие животы не возбуждали никаких желаний и даже были чем-то неприятны.
Военачальник раздраженно махнул рукой, отсылая всех вон и хлобыстнул какой-то по счету кубок залпом, не смакуя. Отрезал кремневым ножем кусок копченого окорока газели, откусил и пожевал как безвкусную траву. Впервые в жизни не было аппетита. Жевать и то не хотелось.
Тьфу! – сплюнул он. И еще раз – тьфу! Что ж так на душе погано. На всех душах. И Ку-дерьмо, и Бу-скотина, и в Иб будто насрали, сразу во все три, и Аху не звездный вид души, а зловонная помойка.
И чего тебе собственно не так? Ты по общему сюжету, в общем-то, даже ничего не знаешь. Очень удобно устроился посередине. Вот и сиди спокойно там, в центре. В случае чего никуда не упадешь. Очень комфортно,