– Что ты делаешь, отец? – сын согнулся в почтительном поклоне, но на пухлых губах (точь в точь как у матери, подумал Авраам) играла спесивая усмешка. От Ишмаэля исходил густой и острый запах пота, немытых ног, прогорклого масла, которым он мазал свои длинные волосы, чтобы те блестели.
– Я пишу, сынок. Знаешь, что это такое?
– Откуда мне знать такое, папа. Вот как гонять скот на пастбище, или как охотиться – это по мне. А эти значки, словно птичьи следы, которые ты выводишь соломинкой по глине… глина хороша для того, чтобы сделать из нее добрый горшок, да это занятие для баб и рабов. Вот гляжу я на тебя, отец мой, и дивлюсь тому, что ты делаешь. Поехал бы лучше на пастбище, поглядел, как славно я завел в загон этих новых коров, которых ты купил у Авимелеха. Ни одна не поранила ноги, ни одна не боднула никого. Просто любо дорого взглянуть.
– Эти значки, сын, – пытался объяснить Авраам – передают то, что ты говоришь словами. Вот, например, рассказал ты мне про коров. А мог бы написать на глине и передать с рабом. Я бы прочел и возрадовался успехам твоим!
– Чего то я не понимаю, отец! – взгляд Ишмаэля стал напряженным, – как вот эти вот… палочки, означают «коровы», «загон», не понимаю. Тут же корова не нарисована!
«Глуп,» – подумал про себя Авраам, – «глуп и самоуверен». Весь пошел в Агар, мать свою.
А вслух добавил: «Что там случилось сынок? Ты ведь не просто так пришел ко мне?»
Ишмаэль усмехнулся открыто, дернул плечом.
– Да Сарра родила только что, и мама просила тебе передать, что сына родила старуха. Да только маленький он, и не выживет. Вижу я часто, как рожает овца такого ягненка, так или помрет сам, или ходить будет с трудом, и гляди за ним, чтобы не затоптали, да зверь какой не унес!
– Злой ты, сынок, – сказал Авраам, медленно и с трудом поднимаясь на ноги, – у тебя брат родился, а ты ему смерти желаешь? Разве так можно? Разве учит нас Господь желать смерти малого дитяти? Как ты можешь говорить такое мне, отцу своему? Тебе радоваться надо! Ты же знаешь, как долго Сарра ждала сына…
– Я твой первый и любимый сын, папа, – буркнул Ишмаэль, – и мне ты отдашь все стада свои, и рабов и наложниц. А этому ничего не давай! Ничего, что я сын рабыни, я у тебя первый, я!
Авраам не выдержал, слезы набежали на глаза его неожиданно,