Наталья вопросительно посмотрела на Марину.
– Самое крупное в Европе, – пояснила она.
– Правда что ли? – С удивлением спросила председатель профкома Чичина, которую прислали с завода для помощи вдове. – Надо же… Самое крупное в Европе…
Когда вечером они остались дома одни, Наталья вдруг сказала тихо:
– Как теперь жить?
Она посмотрела на Маринку воспаленными уставшими глазами.
– Как жить… – Марина тяжело вздохнула, скрывая за вздохом радость: слава Богу, заговорила! – Наташ, надо жить. Ты не одна.
– Как теперь жить? – Снова сказала Наталья. Она спрашивала у себя самой. И ответа не ждала.
После сорокового дня потекли серые осенние будни, горькие и печальные. Марина старалась загружать Наталью по полной программе. Пока та была занята, как-то забывалась. Даже улыбалась порой. А стоило ей остаться без дела, как она тут же уходила в себя, и Марина видела, как мгновенно наливаются у нее слезами глаза и начинают дрожать руки.
Это был страшный год, в котором не было праздников – одни будни. Не было зимы, весны и лета – была только осень, зябкая и стылая.
Они сдали Маришкину комнату двум тихим студенткам из Читы, и поселились у Натальи. Марина ухаживала не только за их детьми, но еще и за подругой, которая не в состоянии была даже одеться нормально. Наталья не помнила, где у нее лежат колготки, не знала, куда подевалась кофточка, не понимала, сколько надо заплатить за продукты в магазине.
Приходить в себя Наталья стала только через год.
За это время тихие студентки из Читы оперились в Питере так, что соседи по коммунальной квартире стонали от их выкрутасов. Они разыскали Марину и потребовали выгнать этих квартиросъемщиц, у которых, что ни день, то праздник с мужиками да хороводами, и гульба до утра.
За неделю Марина решила все проблемы с соседями, и только собралась найти новых жильцов, как Наталья ей объявила:
– Мариш, не надо никого искать…
– Почему? – Маринка удивилась. Деньги, которые она получала от студенток, были хорошей прибавкой к их общему бюджету.
– Я, Марин, к родителям поеду, на Украину. Квартиру здесь я поменяю на хорошую в Донецке. Я не могу больше тут жить. Тут мне все всегда будет напоминать Левушку…
Наташка меняла свою квартиру долго и мучительно. Продать в Петербурге недвижимость, чтобы купить квартиру в другом месте, тогда еще было нельзя. Квартиры еще не были в собственности. Все, что можно было сделать – это обменять. И чтобы переехать в хорошую квартиру в Донецке, Наташке пришлось стать звеном в «цепочке», в которой, к счастью, звеньев было не так много – только три. Причем одно звено – одинокая бабушка с Невского проспекта, которая должна была въехать в Наташкину квартиру из больших хором с приличной доплатой, в последний момент едва