Раньше мне попадались только бешеные еноты и немногочисленные истощенные летучие мыши, да и те в клетках или в виде трупиков, приготовленных для вскрытия. Они были не опасными, в отличие от этого: волк размером с медведя, размером с дом. Жуткий волчище, возвращенный из полного вымирания исключительно для того, чтобы разорвать мне горло.
Я ощущаю ужас как напряжение всех моих сосудов. Зверь рычит и пригибает свою громадную лохматую башку. Капля слюны срывается с оскаленных зубов и падает на мой рюкзак.
Я хватаю рюкзак как раз в тот момент, когда волк бросается на меня. Я не крикунья. Американские горки, дома с привидениями, «Тойота», не остановившаяся на красный свет и несущаяся прямо на меня – я еще ни разу не верезжала, но теперь я верезжу. Вопль напрягает мое горло, а рывок волка на мой рюкзак напрягает все мое тело. Я слышу щелчок зубов, ощущаю влагу: мой пот, его слюна… только не кровь, господи, только не кровь!.. Я вижу черноту моего рюкзака, мелькание меха и зубов. Я сжалась за рюкзаком, забилась в дальний конец шалаша, уперлась плечами в крышу.
Волк отступает – всего на шаг или два – и, качнувшись из стороны в сторону, делает неверный шаг. Он снова рычит.
Хотя я едва могу дышать, меня осеняет мысль: я не смогу справиться с бешеным волком в этом тесном пространстве. Мне вообще не справиться с бешеным волком, но тем более здесь. Я отчаянно пихаю рюкзак на волка и ударяюсь в стену шалаша. Заорав, я пробиваю ее. Мешок для мусора сопротивляется, а потом подается, рассыпая листья и веточки. Когда мои плечи пробиваются наружу, шалаш начинает рушиться – и я чувствую, как мою ногу с силой тянет назад.
Волк схватил меня за ступню. Я чувствую давление его челюстей через ботинок. Как приманку на крючке, меня тянет вниз, вниз, вниз.
Я вижу только пленку слез. В них мерцает звездный свет: увеличение дает не детали, а впечатление неземной красоты мира.
Я лягаюсь. Лягаюсь, ору, впиваюсь пальцами в землю. Я пытаюсь выбраться из вездесущего мусора. Моя свободная нога попадает в череп: я ощущаю это столкновение каблуком ботинка, словно ударила в бетон – и моя вторая нога неожиданно освобождается. Я рвусь к полосе предутреннего света, кустистой траве и журчащему ручью. Позади копошится волк, на которого обрушивается мой шалаш.
Вскакиваю на ноги и хватаю толстую палку. Когда из листьев выныривает острая волчья морда, я бью по появляющейся башке. Ощущаю глухой удар, слышу треск кости или дерева – и снова замахиваюсь. Колочу снова и снова, пока окончательно не запыхалась, пока листья не стали темными и тяжелыми. Замахиваюсь, пока мне хватает адреналина, на бесконечное мгновение – а потом силы меня покидают. Я отшатываюсь назад, дубина повисает у меня между коленей. Останки шалаша видны как размытая неподвижность и жидкий блеск.
У меня все болит. Не ноет, а болит по-настоящему. Смертельно болит.
Моя нога!
Я плюхаюсь на землю, спеша проверить, есть ли у меня рана.
Нервы так натянуты, что я не в состоянии вычленить