– Браво, полковник! Вы своего добились, – крикнул он, задыхаясь от гнева. – Значит, сделали блестящую карьеру? Обещаю, конец у вас тоже будет примечательный. Гусарского полковника Этьена Жерара ждет особенная смерть.
– Об одном прошу, – ответил я, – не сочиняйте мне эпитафию.
На языке вертелась еще парочка колкостей, но Эль Кучильо злобно махнул рукой, и меня выволокли из пещеры.
Наша беседа, которую я постарался вспомнить во всех подробностях, заняла немало времени. Уже стемнело, ярко светила луна. Бандиты развели большой костер из еловых поленьев. Не ради тепла, конечно, ведь ночи стояли жаркие, а чтобы приготовить ужин. Над огнем висел огромный медный котел, вокруг в желтых отсветах пламени лежали злодеи, будто на одной из тех картин, которые вывез из Мадрида Жюно. Военные любят говорить, что искусство и все такое прочее мало их занимает, но меня всегда тянуло к возвышенному, такая вот изысканная у меня натура. Помнится, когда Лефевр продавал трофеи, захваченные в Данциге, мне досталась чудная картина «Удивленные нимфы в лесу». Так я возил ее с собой целых две кампании, пока мой конь по несчастливой случайности не проткнул ее копытом.
Однако все это я говорю лишь для того, чтобы вы поняли: я вовсе не какой-нибудь солдафон вроде Раппа или Нея. В лагере бандитов мне было не до того. Три подлеца бросили меня под деревом и уселись рядом, покуривая сигары. Что я мог поделать? За всю свою службу я и десяти раз не попадал в такое безвыходное положение. «Не унывать! – приказал я себе. – Мужайся, смельчак! Ведь не за красивые глаза ты стал полковником в двадцать восемь. Ты лучший из лучших, Этьен, ты прошел множество испытаний, и это, конечно же, не последнее». Я стал нетерпеливо поглядывать по сторонам, обдумывая, как бы освободиться, и вдруг заметил нечто странное.
Как я уже говорил, посреди поляны горел костер. В свете пламени и луны все было видно, как днем. На другой стороне возвышалась ель с почерневшим стволом и нижними ветками – под ней недавно разводили огонь. Напротив дерева росли кусты, и я, к своему изумлению, заметил над ними пару отличных сапог для верховой езды, торчавших носами вверх. Сначала я решил, что они привязаны к дереву, но потом разглядел, что их прибили огромным гвоздем. И тут кровь застыла у меня в жилах – в сапогах были ноги! Скосив глаза вправо, я узнал, кому они принадлежат и зачем под елью разводили костер. Тяжело вспоминать об этих ужасах, друзья мои, и я совсем не хочу, чтобы кому-то из вас приснился сегодня кошмар, но как описать испанских герильос, не упоминая об их нравах и методах, которыми они вели войну? Одним словом, я понял, почему лошадь месье Видаля стояла в лесу без хозяина. Надеюсь, он встретил страшную гибель, смеясь, как и подобает истинному французу.
Можете представить, какое зрелище мне открылось. Когда Эль Кучильо рассказал о жестокой смерти юного Субирона, одного из самых бравых наших ребят, меня обуял такой гнев, что я забыл о собственном