Лабиринты времен. Ольга Шульга-Страшная

перед своим новым шефом, Митя волновался чрезвычайно. Хотя по его суровому и неподвижному выражению лица никто не мог предположить о той эмоциональной буре, которая кипела в его душе. Еще в приемной своего деда, положив на левый сгиб руки фуражку и расправив плечи, Митя сосчитал про себя до двадцати. Сердце приняло заданный ритм и немного успокоилось. Когда услужливый адъютант распахнул перед ним дверь, для Мити уже не существовало ни окружающих, ни стен кабинета, ни слепящего солнца за окном. Только дед и он. Иван Львович, дождавшись, пока дверь за адъютантом закроется, поднялся из-за своего письменного стола и протянул Мите руку. Крепкое рукопожатие, продлившееся чуть-чуть дольше, чем принято и… всё. Субординация была выдержана, знакомство состоялось, и – началась служба.

      Целых двенадцать лет продвигался Митя по ступеням, за которыми была дверь в кабинет деда. И вот теперь эта дверь открылась для него, для воеводы Пересветова. Постепенно отдавая нити руководства американского отделения Братства Своих в руки внука, Иван Львович не упускал возможности встречаться с его семьей. Ссылаясь на хроническое одиночество и давнюю потерю собственной семьи, высокопоставленный чиновник Пентагона проявлял понятную всем привязанность к жене и детям своего молодого заместителя. И с каждым годом Иван Львович чувствовал, что ему все тяжелее давались эти встречи, потому что с настоящими человеческими чувствами бороться было намного труднее, чем с собственной усталостью и тоской по Родине.

      Когда пришла пора прощаться, Иван Львович долго обнимал внука. Они оба знали, что им вряд ли придется свидеться в этой, земной жизни. И последними словами нового Ярого к внуку были слова, впервые звучавшие под сводами его вашингтонского дома по-русски:

      – Не смей забывать свой боярский род!

* * *

      Иван Львович еще немного постоял у окна, любуясь уже ставшим привычным пейзажем. И мысли его опять вернули к делам сегодняшнего дня – к грядущей встрече с президентом.

      2004 год

      Владимир Ярославич знал, что прорваться в сознание Павла Яковлевича Окаяннова будет непросто. Нейропульсар легко мог проникать в сознание личностей, совершенно не владеющими своим подсознанием и не обладающими такими редкими дарами, как интуиция и телепатия. А он уже знал, что Окаяннов всеми этими качествами обладает. Задача затруднялась еще и тем, что проникнуть в сознание к нему необходимо осторожно, не давая почувствовать присутствие чужой воли и чужих мыслей. Иначе Окаяннов может применить такую защиту, что и собственное сознание может померкнуть, если вовремя не убраться из его личности.

      Когда Владимир Ярославич провел первое испытание и проник в сознание боевого командира Сабаева, проникновение оказалось до смешного простым. Нет, Сабаев не был глуп или напрочь лишен интеллекта. Просто самонадеянность его владела не только его поведением, но и разумом. И он даже не почувствовал того момента, когда нейропульсар проник в его мозг и «загрузил» его сознание мыслями