Опустив руки вдоль крупного тела, впавшая в ступор Тересита молча смотрела на корчившегося в судорогах найдёныша. Столпившиеся вокруг работники тоже молчали, и вскоре на довольно обширном заднем дворе повисла тишина, чью объёмную тяжесть лишь подчёркивали далёкий собачий лай и квохтанье сновавших в поисках травы и камешков кур.
Наконец рвота прекратилась. Шатаясь от слабости, Майкл выпрямился и направился к установленному неподалёку уличному крану, но открыть его не смог и просто присел рядом на корточки, всем своим видом предлагая окружающим самим сделать выбор в пользу тех или иных действий.
Глубоко вздохнув, Тересита жестом остановила рвавшегося помочь Хесуса, сама открыла кран и помогла Майклу умыться, затем молча взяла его за руку и повела в дом.
Что за напасть!
Он идти-то может?
Может, понести его на руках?
Тебя понести на руках?
Не понимает…
Ох, Пресвятая Дева. Что за напасть, что за напасть…
Сближение
I
Вовсе не стремление Джанни походить на Стива и не ответное желание Стива приобщиться через него к культурной информации стало определяющим фактором в их дружбе. Главным фактором сближения стало то самое пресловутое родство душ, о котором столько писали и пишут учёные люди, поэты и писатели и высказываются просто склонные к романтическим обобщениям участники различных ток-шоу.
Они беседовали друг с другом обо всём, о чём могут говорить двое, когда им интересно друг с другом. О своих отношениях с доном Паоло, о любви и сексе, об ушедших навсегда матерях, о погибших братьях и сестре Стива.
Особенно много говорил Джанни. Про бурную жизнь, про Индию, про книги, которые успел прочитать, и про те, которые только собирался прочесть. Много говорил о наркотиках, выворачивая себя наизнанку с откровенностью, присущей редким, сумевшим завязать счастливчикам. Рассказывал о своих революционных настроениях и левацких убеждениях, об анархизме и бездумной трате времени в коммуне.
Стив слушал друга часами, впитывал информацию как губка и делился в ответ своими соображениями, неизменно восхищавшими Джанни меткостью оценок и живостью ума.
Им понадобился год, чтобы открыться друг другу до конца.
– Знаешь, о чём я мечтаю, Стивви?
– О чём, макаронник?
– Я мечтаю отомстить отцу. Да-да, я знаю, ты удивишься, ведь я пользуюсь тем, что он заработал, живу за его счёт, принимаю участие в его делах. Ну ладно, не участвую непосредственно, но нахожусь в полном курсе насчёт них. И тем не менее я жажду его смерти. Жажду с самого детства. Он же фактически убил мою мать и братьев. Сломал мне жизнь своим презрением. И я знаю, что он рано или поздно уничтожит меня только для того, чтобы не оставлять мне наследство. И не потому, что жаден, как Шейлок, точнее, не только поэтому, а потому, что я не соответствую его идеалу наследника. Это более чем серьёзный повод, если иметь