все пути. Новая армия в условиях общего истощения страны, страшного расстройства промышленности и транспорта складывалась слишком медленно. Единственным серьезным препятствием на пути немецкого нашествия являлось пространство. Главное внимание австро-венгерского правительства было устремлено на Украину. Рада обратилась через свою делегацию к правительствам центральных империй с прямой просьбой о военной помощи против Советов, которые тем временем одержали полную победу на всей территории Украины.[128] Таким образом, мелкобуржуазная демократия, в борьбе с рабочей и крестьянской беднотой, добровольно открывала ворота иноземному нашествию.
Одновременно правительство Свинхувуда искало помощи немецких штыков против финляндского пролетариата. Германский милитаризм брал на себя, таким образом, открыто, перед лицом всего мира, роль палача по отношению к рабочей и крестьянской революции в России.
В рядах нашей партии поднялись острые прения по вопросу о том, должны ли мы в этих условиях подчиниться немецкому ультиматуму и подписать новый договор, который – в этом никто из нас не сомневался – будет заключать в себе условия, несравненно более тяжелые, чем те, какие были нам предъявлены в Брест-Литовске.[129] Представители одного течения считали, что сейчас, при наличии вооруженного вмешательства немцев во внутреннюю борьбу на территории Российской Республики, нет возможности создать условия мира для одной из частей России и оставаться пассивными, в то время как на юге и на севере немецкие войска будут восстановлять режим буржуазной диктатуры. Другое течение, во главе которого стоял Ленин, находило, что всякая отсрочка, всякая даже самая маленькая передышка будет иметь большое значение для России, внутреннего упрочения и повышения обороноспособности. После того как перед всей страной и всем миром обнаружилась наша неспособность в данный момент обороняться от неприятельского нашествия, заключение мира будет понято всюду, как действие, навязанное жестоким законом соотношения сил. Было бы ребячеством исходить из соображений отвлеченной морали. Задача состоит не в том, чтобы с честью погибнуть, а в том, чтобы в конце концов победить. Русская революция хочет жить, должна жить и обязана всеми доступными ей средствами выигрывать время в ожидании того, как на помощь придет революционное движение Запада. Германский империализм находится еще в свирепой схватке с милитаризмом английским и американским. Только поэтому возможно заключение мира между Россией и Германией. Нужно это состояние использовать. Благо революции – высший закон! Нужно принять мир, который мы не в силах отклонить, нужно обеспечить себе передышку, использовать ее для напряженной работы внутри страны и, в частности, для создания армии.[130]
На съезде коммунистической партии, как и на IV Съезде Советов, победу одержали сторонники заключения мира. К ним присоединились многие из тех, кто в январе считал невозможным подписать Брест-Литовский
<p>128</p>
Взаимоотношения между советской делегацией и делегацией У. Н. Р. – могут быть поняты лишь после ознакомления с событиями, имевшими место на Украине. Революционная борьба, развернувшаяся на Украине, как и во всей России, в период между февралем и октябрем, а также и в последующий период, осложнялась борьбой национальной. Националистические – как буржуазные, так и лжесоциалистические – партии Украины занимали в течение всего периода между февралем и октябрем двойственную позицию, лавируя между большевиками и партиями Временного Правительства и сосредоточивая все свое внимание на вопросах самоопределения Украины. Для урегулирования этого вопроса и была создана из представителей всех националистических украинских организаций т. наз. центральная Рада. Не играя никакой роли в общей политической борьбе на Украине, центральная Рада занималась лишь вопросами национальной жизни, ведя по этому поводу переговоры с Временным Правительством. Однако, внешне уклоняясь от политической борьбы, Рада подготовляла захват власти, создавая национальные войска, подготовляя комиссаров, чтобы в момент падения правительства Керенского поставить их на место комиссаров Временного Правительства. Воспользовавшись борьбой между войсками Временного Правительства и большевистскими частями в момент Октябрьской революции, центральная Рада заняла своими войсками в Киеве все караулы в городе и правительственных учреждениях и спешно сформировала правительство – Генеральный Секретариат. Немедленно все ответственные посты были заняты агентами Рады, в Киев были стянуты войска, на местах комиссары Керенского были заменены комиссарами центральной Рады. Советы были отодвинуты на задний план, их функциями были объявлены «местные задачи», и начались переговоры с правительством Дона и Кубани, с правительством Каледина о заключении союза против большевиков. Советские войска стали разоружаться. Было объявлено о предстоящем созыве украинского Учредительного Собрания. Когда выяснилась вся эта политика Рады, в ряде советов возникла мысль о созыве Всеукраинского Съезда Советов, который поставил бы вопрос о Советской власти на Украине. Съезд был назначен на 19 декабря. Он собрался вовремя, но было уже поздно. За 3 дня до открытия Съезда была арестована группа активных работников Киевского Совета; агенты Рады, пользуясь поддержкой своих войск, захватили помещение мандатной комиссии, печати и бланки и начали выдавать мандаты своим сторонникам. Выступившим на Съезде с протестом большевикам не дали говорить, фракция большевиков удалилась и организовала особое совещание.
В тот же период Совет Народных Комиссаров объявил Раде войну. Это обстоятельство дало возможность Раде, под видом борьбы с «москалями», разгонять советы, арестовывать и уничтожать большевиков.
Именно в этот момент и начались переговоры с немцами. Одновременно с этим и внутри Украины уже шла гражданская война.
Отколовшаяся часть киевского Съезда постановила слиться с Донецко-Криворожским областным съездом советов и избрать ЦИК Украины. Одновременно с этим зашевелилась недовольная политикой центральной Рады деревня, и настроение ее передалось и украинским войскам, среди которых началось разложение.
К январю движение охватывает всю Украину, большевистские войска окружают Киев и после 10-дневного упорного боя берут его (25 января).
Ясно, что при таких условиях положение делегации Генерального Секретариата в Бресте было не из приятных. По мере того как советские войска одерживали верх и захватывали один пункт за другим, украинская делегация сдавала один за другим все предъявленные ею первоначальные условия мира с Германией и Австро-Венгрией. В начале переговоров советская делегация предложила украинцам выступать согласованно и совместно против немцев. Те согласились, но потом изменили, начав сепаратные переговоры с немцами, в надежде использовать их против большевиков. Подлая роль украинской делегации, о которой неоднократно говорил тов. Троцкий в своих речах этого периода, не укрылась даже от Чернина, который в своих мемуарах следующим образом характеризует образ мыслей, политику и намерения украинцев:
«Украинцы сильно отличаются от русских делегатов. Они значительно менее революционно настроены, они гораздо более интересуются своей родиной и очень мало социализмом. Они в сущности не интересуются Россией, а исключительно Украиной, и все их старания направлены к тому, чтобы как можно скорее эмансипировать ее… Они явно были намерены использовать нас, как трамплин, с которого удобнее всего наброситься на большевиков. Они стремились к тому, чтобы мы признали их независимость, дабы они могли подойти к большевикам с этим fait accompli (совершившимся фактом) и заставить их принять украинцев, как представителей равноправной державы, пришедших завершить дело мира». (Запись от 6 января 1918 г.)
С другой стороны для держав Четверного Союза было также чрезвычайно важно договориться с Украиной для улучшения продовольственного положения в Германии и Австро-Венгрии, где на этой почве происходили волнения. «Мир с Украиной состоялся под давлением начинающегося форменного голода» – сообщает далее (11 февраля) Чернин.
«Без Украины голод был неизбежен» – сообщает в своих мемуарах и Людендорф. Естественно, что при таком положении немцы решили временно прервать переговоры с советской делегацией и ускорить заключение мира с Украиной (см. примечание 82).
4 февраля Кюльман и Чернин прибыли в Берлин. В основу переговоров с украинцами было положено обязательство поставить большое количество продовольствия для Германии и Австрии. Взамен украинская делегация получила обещание об образовании в восточной Галиции автономной украинской области.
Обе стороны сильно спешили с переговорами, которые и были закончены уже 8 февраля.
Вскоре после этого центральная Рада, призвавшая немцев для борьбы с большевиками, была немцами же разогнана (см. примечание 112).
<p>129</p>
Внутрипартийная борьба, действительно, приняла в этот период такие обостренные формы, что поставила партию перед угрозой раскола. Наибольшей резкости и остроты достигла эта борьба после разрыва переговоров 10 февраля и начала изживаться лишь после IV Съезда Советов, ратифицировавшего мирный договор.
Общий ход внутрипартийной борьбы представляется в следующем виде: уже после первого перерыва переговоров в конце декабря 1917 г., после того как выяснилось, что Германия ни в какой мере не собирается проводить провозглашенные ею в декларации от 25 декабря принципы демократического мира, в партии появилось течение, требовавшее решительного разрыва переговоров и прекращения всяких дипломатических сношений с империалистами. Первым официальным выступлением такого рода надо считать резолюцию Московского областного бюро от 10 января 1918 г. (28 декабря 1917 г.), требовавшую «прекращения мирных переговоров с империалистами Германии, а также и разрыва всяких дипломатических сношений со всеми дипломированными разбойниками всех стран». Однако, ожесточенная борьба начинается несколько позже, после предъявления Германией своих условий в заседании от 18 января. Незадолго до этого в своем письме к тов. Ленину тов. Троцкий изложил впервые свою точку зрения: войну объявить прекращенной, но мира не подписывать. Тов. Ленин ответил ему краткой запиской, в которой писал, что вопрос все равно придется решать в ЦК. Когда переговоры дошли до критического момента, тов. Троцкий сообщил об этом тов. Ленину, который предложил ему объявить перерыв и приехать в Петроград (см. примечание 38). Через несколько дней – 20 января – Ленин написал свои знаменитые «Тезисы о мире», в которых он формулировал свою точку зрения (см. Н. Ленин, Собр. соч. т. XV, стр. 63), сводившуюся в основном к тому, что при создавшемся внутреннем и международном положении мир должен быть подписан и что именно подписание мира дает «передышку» для некоторого восстановления хозяйства и для создания армии (подр. см. в тексте ниже, а также примечание 110).
Непосредственно после написания тезисы не были опубликованы. Первое их обсуждение происходило 21 января на собрании активных работников. На этом собрании резко выявились три основные точки зрения: точка зрения революционной войны (левые коммунисты), точка зрения подписания мира (Ленин) и средняя точка зрения – ни мир, ни война (Троцкий). (Подр. характеристику основных точек зрения см. в примечаниях 110 и 111.)
Большинство (32 голоса) получили сторонники первой точки зрения, сторонники Ленина – 15 голосов, сторонники формулы «ни мир, ни война» – 16. Результаты голосования достаточно ясно характеризуют господствовавшее в тот момент в партии настроение: сторонники подписания мира даже вместе со сторонниками промежуточной формулы получили меньше на один голос, чем сторонники революционной войны.
На состоявшемся на другой день – 22 января – заседании ЦК прошла точка зрения тов. Троцкого. Эта же точка зрения одержала верх и на совместном заседании Центральных Комитетов нашей партии и левых эсеров 25 января. С этой директивой и уехал тов. Троцкий в Брест для продолжения переговоров, которые завершились заявлением 10 февраля о разрыве. Между тем разногласия внутри партии все обострялись. Громадное большинство партийных организаций – ЦК, ПК, МК, Урал, Украина и др., стоявшие на точке зрения революционной войны, требовали немедленного разрыва. Встревоженные резолюцией III Съезда Советов, дававшей правительству чрезвычайно широкие полномочия по вопросу о мире (см. резолюцию на стр. 66 наст. тома и примечание 60), левые потребовали созыва партийной конференции. ЦК отклонил это требование и решил созвать через месяц партийный съезд. 3 февраля состоялось совещание ЦК с представителями различных точек зрения, где был предложен ряд вопросов, относящихся к тактике по вопросу о мире. Совещание не дало никаких результатов, все остались на своих позициях (подробности голосования см. в статье Овсянникова в прил. к XV тому Ленина, стр. 626). Наибольшей остроты достигла внутрипартийная борьба после разрыва переговоров. Когда появились первые признаки немецкого наступления, обострилась и борьба внутри ЦК. В утреннем заседании 18 февраля предложение Ленина обратиться к Германии с предложением о возобновлении переговоров было отклонено. Однако, в вечернем заседании в тот же день оно было принято большинством 7 против 6. Несмотря на тяжелое положение, левые в лице Моск. Комитета заявили протест против решения ЦК. Ряд ответственных работников (Ломов, В. Смирнов, А. Бубнов, Урицкий и др.) подали заявление о своем уходе с занимаемых ими постов – «оставляя за собой свободу агитации, как внутри партии, так и вне ее». Впрочем, через день они поняли, что это означает раскол партии, и заявили, что агитацию они будут вести лишь внутри партии. Решающее заседание ЦК после получения немецкого ультиматума состоялось 23 февраля. Предложение Ленина о немедленном принятии германских условий собрало 7 голосов против 4 при 4 воздержавшихся, в числе которых был и Троцкий, который своим воздержанием обеспечил перевес позиции Ленина в ЦК. (См. об этом речь тов. Троцкого на VII съезде, а также примечание 123.)
Решение ЦК, однако, не положило конца внутренней борьбе в партии. Наоборот, начавший выходить в Петрограде орган левых – «Коммунист» в чрезвычайно резких тонах критиковал линию ЦК и правительства. Еще до этого с резким протестом выступила московская организация, требовавшая смены ЦК и аннулирования его решения о подписании мира.
В заседании 24 февраля Моск. обл. бюро, находившееся в руках левых коммунистов, приняло следующую резолюцию: «Обсудив деятельность ЦК, Московское обл. бюро выражает свое недоверие ЦК ввиду его политической линии и состава и будет при первой возможности настаивать на его перевыборах. Сверх того, Моск. обл. бюро не считает себя обязанным подчиняться во что бы то ни стало тем постановлениям ЦК, которые будут связаны с проведением в жизнь условий мирного договора с Австро-Германией». Такие же резолюции были приняты рядом провинциальных комитетов. Через несколько дней (28 февраля) к требованию о переизбрании ЦК присоединился Московский Окружной Комитет, заявивший, что переживаемый период «настолько решителен и грозен, что во главе партии должен стоять ЦК с линией политически более решительной и твердой и более способной руководить ею, чем настоящий ее состав». Перед самым съездом левые выступили с обращением «Ко всем членам партии» (прил. N 14), в котором заявлялось, что «мирная политика официального ЦК сошла с рельс пролетарской революции», что и заставляет их «выступить с определенной политической платформой».
Одновременно с этим шел нажим на ЦК и правительство и по советской линии. Несмотря на свое заявление, левые далеко не ограничивались агитацией только внутри партии и вели кампанию против решения ЦК и среди беспартийных масс и в советах. В находившейся в руках левых прессе мы неоднократно находим призывы к советам и массам о неподчинении решению ЦК и ЦИК. Так, в статье в «Социал-Демократе» от 27 февраля мы находим следующее заявление: «Это решение, этот мир не может быть признан… И в ЦИК Советов и в ЦК партии решение это было недостаточно авторитетно… Мы зовем к пересмотру на местах, на съезде». В «Коммунисте» от 5 марта мы находим призыв к пролетариату «выправить политику партийных верхов, уклонившуюся от пролетарской линии под влиянием страха перед разложившимися солдатскими массами». Левым удалось привлечь на свою сторону и большинство советов. На предложение Совнаркома местным советам высказать свое мнение о войне и мире откликнулось до 5 марта свыше двухсот советов. Из них лишь 2 крупных совета – Петроградский и Севастопольский (с оговорками) – высказались за мир. Наоборот, ряд крупных рабочих центров решительно высказался против него; в числе их были: Москва, Екатеринбург, Харьков, Екатеринослав, Царицын, Саратов, Коломна, Иваново-Вознесенск, Кронштадт, Тверь, Архангельск и т. д. (Сводка и группировка ответов помещена в статье Ломова в «Коммунисте» от 6 марта, N 1.) Опасность раскола встала перед партией совершенно реально. Возможность его была ясна не только для тов. Ленина, но и для застрельщиков борьбы – левых коммунистов, – решивших не останавливаться и перед расколом. В объяснительном тексте к упоминавшейся резолюции Моск. обл. бюро от 24 февраля говорилось, что оно «находит едва ли устранимым раскол партии в ближайшее время, при чем ставит своей задачей служить объединению всех последовательных революционно-коммунистических элементов, борющихся одинаково как против сторонников заключения сепаратного мира, так и против всех умеренных оппортунистических элементов партии».
В такой обстановке, под угрозой раскола внутри партии, при противодействии второй государственной партии – партии левых эсеров – и собрался VII съезд партии. Несмотря на атаку левых, съезд большинством 30 голосов против 12 при 4 воздержавшихся принял решение об одобрении тактики подписания мира. (См. протоколы VII съезда партии.) Левые, однако, решению съезда не подчинились и продолжали еще некоторое время борьбу против заключения мира, требуя созыва нового партсъезда, объявляя VII съезд неправомочным и т. д. Еще на IV Съезде Советов при ратификации мирного договора левые воздержались, выступив с особой декларацией. Лишь впоследствии, когда жизнь показала правильность тактики тов. Ленина, левые признали свою ошибку, продолжая, однако, критиковать деятельность ЦК по ряду других вопросов. (См. примечание 110.)
О степени остроты, какой достигла борьба, можно судить по тону и характеру обвинений, выдвигавшихся левыми коммунистами против ЦК (см. прил. NN 13 и 14 в наст. томе).
<p>130</p>
Решительные противники подписания мира – левые коммунисты – выставляли против него двоякого рода аргументы: аргументы общепринципиального характера и аргументы конкретные, исходившие из оценки внутреннего и международного положения. Доводы первого рода сводились к тому, что для социалистической революции недопустимы какие бы то ни было сделки с империалистами, что всякая такая сделка означает измену международному рабочему движению. «Никаких компромиссов, никаких соглашений!» – вот лозунг, который с большей или меньшей последовательностью проводили левые. Завоевавший власть пролетариат должен идти прямо к своей цели, – к построению коммунизма, – не оглядываясь ни на своих попутчиков (крестьянство), ни на своих врагов, не имея права идти на этом пути ни на какие уступки, ни на какие компромиссы ни внутри страны, ни вне ее. Для левых коммунистов партийная программа представляла из себя совокупность раз навсегда установленных принципов, никогда и ни при каких условиях не подлежащих пересмотру и ограничению. Взявши за основу при определенных условиях верный принцип недопустимости соглашений с империалистами, левые возводили его в абсолют, не понимая, что прямолинейное отстаивание его превращается в известных условиях в тормоз для развития революции и что, наоборот, в известных случаях при достаточно гибкой тактике формальный отказ от этого принципа может пойти на пользу пролетарской революции. В частности, например, в период Бреста такого рода незыблемым принципом левые считали принцип самоопределения наций. Раз – говорили они – подписание мира отдает в руки германского империализма Польшу, Латвию, то пусть лучше погибнет русская революция, но принципом самоопределения наций революционный пролетариат пожертвовать не может. Известно, как отвечал на это тов. Ленин:
«Что выше, – говорил он, – право наций на самоопределение или социализм? Социализм выше». Поэтому непозволительно «из-за нарушения права наций на самоопределение отдавать на съедение советскую социалистическую республику, подставлять ее под удары империализма в момент, когда империализм сильнее».
Исходя из своего основного положения, левые совершенно последовательно делали вывод о том, что всякое нарушение принципов есть оппортунизм, измена революционному марксизму, предательство по отношению к международному пролетариату, отклонение от пролетарской позиции, переход на точку зрения буржуазии. Поэтому и политика подписания мира, формально приносившая в жертву принцип самоопределения наций, представлялась им, как «переход с позиции революционного пролетариата на позицию деклассированного солдата» (Обращение «Ко всем членам партии»), как политика «партийных верхов, уклонившихся от пролетарской линии под влиянием страха перед разложившимися солдатскими массами» (ст. в «Коммунисте» от 5 марта), давала им основания утверждать, что устами сторонников этой позиции говорит «тот самый мешечник, против которого тов. Троцкий издает драконовские распоряжения» (ст. тов. Бухарина «Об оппортунистической фразе» – «Коммунист» от 5 марта). Вариации на тему о том, что подписание мира есть уклонение от пролетарской позиции, проходят через все писания левых коммунистов. Обращение «Ко всем членам партии», представлявшее собою платформу, с которой выступили левые коммунисты перед партийным съездом (прил. N 14), заканчивалось следующими словами: "Мы надеемся, что высший партийный орган – съезд – разрешит его (вопрос о мире. Ред.) так, как должен решить революционный пролетариат, а не деклассированный мешечник".
Политика подписания мира представлялась для них, как измена международному пролетариату, «панический поворот в сторону от курса на европейскую революцию», желание сохранить власть за счет отказа от европейской революции, за счет перерождения в сторону национально-ограниченной мелкобуржуазной идеологии. Отсюда делался вывод, что лучше сдать власть, чем пойти на капитуляцию, ибо подписание мира все равно сохраняет лишь форму, вывеску, но фактически ликвидирует все завоевания революции, все внутреннее содержание Советской власти. В комментариях к резолюции находившегося в руках левых коммунистов Московского областного бюро (от 24 февраля) говорилось:
«В интересах международной революции мы считаем целесообразным идти на возможность утраты Советской власти, становящейся теперь чисто формальной».
Другая группа доводов против подписания мира – доводы конкретного характера – исходила из неправильной оценки внутреннего и международного положения. Главными аргументами здесь было: 1) что мир с немцами будет означать «поглощение и подчинение нашей более слабо организованной страны организованным германским империализмом», при котором, конечно, ни о каком социалистическом строительстве речи быть не может; 2) что крестьянство, хотя и не желающее войны, можно будет повести на войну, как его повели на Октябрьскую революцию; 3) что мировой империализм уже заключил или неизбежно заключит союз против Советской Республики и сделает все, чтобы ее задушить, независимо от того, подпишет она мир или нет; и 4) что непреклонность российского пролетариата и его революционная война против германского империализма неизбежно приведет к европейской революции.
В отношении всех этих доводов жизнь полностью обнаружила неправоту левых коммунистов и правоту тов. Ленина, наперед доказавшего всю их несостоятельность (см., напр., его статью «О революционной фразе», прил. N 12 к наст. тому).
Тов. Ленин, исходя из основных положений, в корне отличавшихся от соображений отвлеченной морали и абстрактных принципов левых коммунистов, занял диаметрально противоположную позицию, охарактеризованную тов. Троцким в месте, к которому относится настоящее примечание. Впервые позиция тов. Ленина была им изложена в «Тезисах о мире», написанных 20/7 января. Впоследствии он неоднократно излагал свою точку зрения в полемике с левыми коммунистами. Основные мысли его тезисов заключались в следующем. Для выполнения основных задач социалистического строительства нам нужно продолжительное время, в течение которого мы должны иметь развязанные руки – известную передышку. С другой стороны, в Германии одержала верх военная партия, которая ни на какие уступки не пойдет. Поэтому нужно или принять ультиматум, или вести революционную войну. Войны мы вести не можем и вследствие общей разрухи и вследствие того, что крестьянство воевать не хочет. Поэтому мы будем терпеть поражение за поражением, результатом которых будет то, что не желающее войны крестьянство свергнет социалистическое правительство. Неверно, что, вступая в войну с немцами, мы разрушаем империализм. Мы все равно «не в состоянии вырваться из той или иной империалистической связи», ибо, оттягивая немецкие войска с Западного фронта, мы помогаем империалистам Антанты. В случае войны мы погибаем наверняка, в случае подписания мира есть много надежд на получение передышки. Сохранение социалистической республики, хотя бы и ценой тяжелых уступок, – лучшая помощь международному пролетариату. В этом главнейшая задача, ибо таким образом сохраняется от гибели уже завоевавший власть отряд международного пролетариата. «Пример социалистической Советской Республики в России будет стоять живым образом перед народами всех стран, и пропагандистское революционное действие этого образца будет гигантским».
В своих дальнейших выступлениях тов. Ленин исходил из этих же основных положений, разбивая все аргументы левых. Как аргументировали левые в защиту своей позиции и против позиции тов. Ленина, видно из прилагаемой (прил. N 12) ст. тов. Бухарина «Об оппортунистической фразе», написанной к VII съезду партии.
Следует отметить, что левые коммунисты расходились с линией партии далеко не только по вопросу о Брестском мире. Не было почти ни одного спорного вопроса, по которому левые не имели бы своего особого взгляда. Левый коммунизм, как довольно влиятельное в свое время течение в партии, представлял из себя целую систему взглядов, базировавшуюся на вышеуказанном неверном в своей основе принципе. Несомненно, находившиеся в плену мелкобуржуазной идеологии левые коммунисты, – «мелкобуржуазные революционеры», как их назвал тов. Ленин, – объективно приносили большой вред своими выступлениями, выступая подчас против таких решений партии, от которых зависело сохранение Советской власти, которое они, впрочем, считали менее важным, чем сохранение чистоты своих принципов. Левые выступали против решений партии по вопросам о привлечении специалистов, о хозяйственном строительстве, о единоличии и коллегиальности, о методах введения трудовой дисциплины, по вопросам военного строительства (привлечение военспецов, выборное начало) и т. д. В частности по последним вопросам большую борьбу приходилось выдерживать с левыми тов. Троцкому в качестве Наркомвоена (см. примечания 153, 154). Считая себя наиболее последовательными революционерами, левые не останавливались ни перед какими шагами, вплоть до раскола партии, действуя как совершенно оформившаяся фракция, выступавшая с самостоятельными платформами, имевшая собственные печатные органы (газета и журнал «Коммунист»), наконец, самостоятельно и против ЦК выступавшая с обращениями и ведшая агитацию в широких массах и советах (см. примечание 109).
На основании помещенного в «Коммунисте» (журнал и газета) списка сотрудников, можно выяснить состав основного ядра левых коммунистов. В него входили: Р. Абрамович, Аркадий, Н. Антонов-Лукин, Инесса Арманд, Барышников, Бокий, А. Бубнов, С. Бобинский, Н. Бухарин, М. Бронский, Бела-Кун, Д. Боголепов, М. Васильев-Саратовский, А. Выборгская, И. Вардин, В. Долецкий, Б. Зуль, А. Коллонтай, С. Кассиор, В. Куйбышев, Л. Крицман, Кузьмин, А. Оппоков-Ломов, Ю. Ленский, Н. Лукина-Бухарина, В. Максимовский, В. Осинский, М. Н. Покровский, Е. Преображенский, Г. Пятаков, С. Равич, К. Радек, М. Савельев, Т. Сапронов, Г. Сафаров, В. Смирнов, В. Сорин, Спунде, И. Стуков, А. Сольц, М. Урицкий, Т. Уншлихт, Усиевич, П. Штернберг, В. Яковлева, Ем. Ярославский.
Общая оценка основных принципиальных положений левых коммунистов дана была тов. Лениным несколько позже (в начале мая 1918 г.), – когда они выступили с общей критикой всей политики и тактики партии («Тезисы о текущем моменте», см. прил. N 15) в работе «О „левом“ ребячестве и о мелкобуржуазности» (Ленин, Собр. соч., т. XV, стр. 255).
