Когда люди говорят, что беду можно почувствовать заранее, что судьба посылает нам знаки, а внутренний голос звучит громко как колокола, я могу лишь грустно улыбнуться в ответ – ничего подобного в тот день со мной не происходило.
У трапа нас ждала стюардесса Маша с американской улыбкой во все тридцать два. Поднявшись в самолёт, мы удобно расположились: Лина в левом ряду, а я в правом. Мария закрыла дверь, плавной походкой прошла по салону, ещё раз проверила шторки иллюминаторов и объявила: «Дорогие Лина и Михаил! Наш самолёт готов к полёту. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности! Мы желаем вам приятного путешествия!» Я помог дочери затянуть ремень, снова сел на место и уткнулся в газету, а Лина – в окно. Ей всегда доставляло удовольствие наблюдать за мелькающими огоньками взлётной полосы. Сам я никогда не пристёгивался – чему быть, того не миновать.
Самолёт начал выруливать, готовясь ко взлёту. Дверь в кабину управления была открыта, до нас доносились обрывки фраз пилотов и диспетчеров. Это нарушение правил безопасности я допускал сам. Во время долгих перелётов мы с дочерью любили заходить в кабину, смотреть на мигающую разноцветными лампочками приборную панель, необъятное величественное небо и причудливые облака.
Через пару минут малышка взволнованно сказала:
– Папа, смотри, с моей стороны что-то сверкает, прямо как бенгальские огни!
Я, не отрываясь от газеты, пошутил:
– Угу, Новый год начался!
– Пап, честно, мне кажется, мы горим!
– Лина, ты вообще соображаешь, что говоришь?! – я напрягся и бросил строгий взгляд на дочь.
Самолёт неумолимо набирал скорость.
– Па, я серьёзно, сам посмотри!
Отложив газету и с трудом преодолев центростремительную силу, я подошёл к ребёнку и просто остолбенел от того, что увидел в иллюминаторе! В разные стороны сыпались искры, занималось пламя. На секунду мне показалось, что я смотрю какой-то блокбастер. Резко отстегнув Лину, я схватил её за руку, заорал на весь салон: «Стоп машина! Мы горим!!!» и медленно стал продвигаться к кабине пилотов.
На лице стюардессы застыла дурацкая улыбка, она продолжала сидеть в своем кресле как истукан, даже не расстегнув ремень. Не отпуская дочь, я дал пощечину оцепеневшей Маше, чтобы она пришла в себя, и снова заорал: «Мы горим, ублюдки!» Разжав ручонку малышки, я усадил её на пол прямо перед кабиной и заглянул в испуганное личико. В красивых глазах стояли слёзы, но она не плакала, не истерила, не кричала, а лишь тихо спросила: «Папа, мы сейчас умрём?» Я собрался с духом, ласково улыбнулся и ответил: «Доченька, мы будем жить вечно, смерти нет!»
Я начал бешено трясти пилотов за плечи, сорвал с них наушники и заорал: «Тормози!!!» Они растерянно переглянулись, но никак не отреагировали. Я схватил