Под стягом Москвы. Войны и рати Ивана III и Василия III. Владимир Волков

не случилось лишь благодаря его действиям. Хан отмечал, что именно на его юрт легла основная тяжесть ведения войны с Большой Ордой, и вновь просил помощи у московского союзника. Иван III откликнулся на этот призыв и в конце июня выслал «рать свою на Поле». Командовал сын Нур-Даулета, «царевич» Сатылган: «Съ весны рано посылалъ есми Сатылгана царевича и улановъ и князей и Русь съ нимъ твоего для дела подъ Орду, а приказалъ есми ему такъ, чтобы изъ-подъ Орды съ поля не ходилъ безъ моего слова и до зимы»[130]. С «царевичем» Сатылганом «под Орду» ходили воеводы Петр Никитич Оболенский и Иван Михайлович Репня Оболенский, а также воевода одного из братьев Ивана III Бориса Волоцкого с его полком, рати рязанских князей. Союзным казанским войском командовали Абаш-Улан и Бураш-Сеит (Бубраш-Сеит)[131].

      Летописное сообщение подтверждается и грамотой Ивана III своему послу в Киркоре. Проанализировав текст послания, Ю. Г. Алексеев пришел к выводу, что в этой грамоте был пересказан наказ великого князя воеводам. Он предусматривал три варианта развития событий, требующих оперативного решения на месте. Первый предполагал участие в боевых действиях против ордынцев, о чем, собственно, просил крымский хан: «Писалъ ко мне Менли-Гирей царь въ своихъ грамотахъ съ Мереккою и съ Кутушомъ, чтобы мне послати на Поле подъ Орду Саталгана царевичя, да и русскую рать и казанскую рать. И язъ Саталгана царевичя послалъ на Поле съ уланы и со князми и со всеми казаки, да и русскую рать; а въ воеводахъ есми отпустилъ съ русскою ратью князя Петра Микитича да князя Ивана Михайловичя Репню-Оболенскихъ; а людей есми послалъ съ ними не мало; да и братни воеводы пошли съ моими воеводами и сестричичевъ моихъ резанских обеихъ воеводы пошли. А въ Казань къ Ахметъ-Аминю царю посылалъ есми брата твоего князя Ивана, а велелъ ему есми идти съ казанскою ратью вместе наезжати Саталгана царевича»[132]. Второй вариант возможного развития событий предусматривал нападение «Ахматовых детей» на Русь и требовал решительных действий по пресечению этой угрозы. Допущение такого поворота в ходе кампании свидетельствует о более чем серьезном отношении Ивана III к предостережению Менгли-Гирея. Игнорировать угрозу своим владениям великий князь не собирался и готовился дать должный отпор неприятелю. Третий вариант предусматривал возможность совместного похода с войсками крымского хана в «иную сторону» – возможно, против Литвы[133].

      Вопреки сложившемуся мнению об отсутствии во время кампании 1491 года непосредственного сопротивления с противником[134], государевым воеводам все-таки довелось проверить свои силы в большом сражении. Поначалу боевых столкновений «на Поле» действительно не было. Связываться с вошедшей в Западный Дешт большой армией Ахматовичи не стали и отступили. Преследовать их оказалось невозможно – из-за падежа коней, о котором сообщил в марте 1492 года Менгли-Гирею Василий Ромодановский. Поэтому действия великокняжеского войска свелись к рейдам отдельных