– Ну, здравствуй, – едва слышно промолвил он.
Смолин закинул рюкзак на плечо.
– Куда идти?
– Обожди, – сказал егерь, поднимаясь. – Давай перекурим.
Достав из кармана замусоленную пачку сигарет, Шибаев чиркнул спичкой и выпустил в воздух дым. Помешкав, Виктор присоединился к нему.
– Елы-палы, меня тут год не было, – произнес егерь. – А такое ощущение, что несколько жизней прошло.
Виктор промолчал.
С возрастающим интересом Шибаев смотрел на москвича.
– Вот гляжу на тебя и поражаюсь, – не выдержал он. – Ты выбрал самую глухомань для охоты. За всю дорогу ты не спросил меня, где мы будем жить. Не спросил, что мы будем жрать и пить. Где будем кемарить. Тебе плевать на все это?
– Честно говоря, да, – краем рта улыбнулся Виктор. – Кое-что из еды я взял с собой. Палатка у меня есть. Думаю, вода тоже найдется, а нет – будем кипятить речную.
– Во как, – стряхивая пепел, усмехнулся егерь. – Значит, не такой уж ты и белоручка, да?
– Ага.
– Хочешь взять медведя?
– Для этого я здесь.
Олег затянулся и, наклонившись, закопал окурок в песок.
– Да, кстати. – Он покосился на тлеющий окурок в руке Виктора. – Если ты хочешь добыть медведя, на время придется забыть о сигаретах, – сказал он. – Идем. Юма, рядом!
Взвалив на себя рюкзак с сумкой и ружьем, егерь, тяжело ступая, направился к лесу. Лайка бежала рядом, резво помахивая хвостом.
– Тут в паре километров за ельником заимка стоит, – бросил он. – Изба то есть. Так что считай, повезло тебе. Палатка не понадобится.
Ветки били в лицо, будто норовя выцарапать глаза, пахло хвоей, грибами, кедром и свежей прохладой. Виктор дышал полной грудью, с непривычки ощущая легкое головокружение. Под ногами пружинила земля и хрустели ветки, из-под подошв армейских ботинок то и дело прямо выскальзывали небольшие лягушата, в ветвях перепархивали птицы, заливаясь звонким щебетом.
«Я в сказке» – эта мысль поднялась в сознании Виктора наподобие малюсенького пузырька в сосуде с водой.
Да. Только каков будет конец у этой сказки?
«Сказка с несчастливым концом… Странная сказка…» — вспомнил он незабываемые слова Цоя.
Перед глазами на мгновение замерцал образ погибшей дочери.
Сашка.
Он отчетливо видел ее широко распахнутые васильковые глаза, задорный блеск которых вскружил головы не одному десятку парней, ее милую, открытую улыбку и ямочки на щеках, такие родные и трогательные, и боль, дремавшая внутри, очнулась, словно озлобленная старая тварь, выпуская наружу кривые когти.
(Ты виноват.)
«Ты виноват. Ты виноват», – прокатилось в мозгу кривляющееся эхо.
«Нет! Это все Сергей! – хотел закричать Виктор. – Я ничего не знал тогда!»
Эхо умолкло. Исчезло и видение Саши. Как и она сама, которую он похоронил полтора месяца назад.
Он