Трибуны приветствовали два строя гладиаторов восторженным мощным гулом. Удивительно, как там никого не сдуло. Я запрокинул голову, расслабляясь под пальцами массажистки. Теперь мне как-то понятнее было желание императора и его наложницы наслаждаться любовью и зрелищами одновременно. Все тридцать три удовольствия – это по-настоящему круто!
Строй разбился на пары, и началось представление. Впрочем, дрались они всерьез и – как я внезапно обнаружил – отнюдь не только друг с другом.
Вероятность того, что с тобой вдруг без предупреждения вступит в схватку соседняя пара или кто-то один выживший, как выяснилось, существовала в практике любого гладиатора, выступающего в общих боях. Причем произойти это могло буквально в любой момент. Только теперь я начал понимать слова более опытных товарищей, втолковывавших мне, что мое счастье – в судьбе привилегированного бойца, который сразу начал с парных боев. Удел элиты, это ясно, достаточно взглянуть на творящийся снаружи «разогрев».
Девушка закончила массаж сильными тонизирующими нажатиями и щипками, полотенцем сняла с плеч излишки масла и, собравшись, ушла. Чуть погодя в комнату заглянул один из младших помощников Исмала.
– Сейчас, после общей схватки, будут выступать три пары женщин, потом – бой верхами, а потом – твой выход. Сейчас выпей вот это. Давай.
– Я бы лучше съел чего-нибудь. – Только теперь вспомнилось о том, что сегодня нас не покормили завтраком.
– Ну ты даешь! Если тебя при полном желудке ранят в живот, спасти будет труднее.
– Если думать о такой вероятности, то перед боем надо не поститься, а ставить клизму.
– Да ладно, ты ж чужак, что ты в подготовках к бою можешь понимать?! Вот, выпей это, и тогда в случае чего лекарю будет проще с тобой возиться. Глядишь – и выживешь.
– Оптимистично, – пробормотал я, осушая кубок. Зелье отдавало мятой, но в целом было противным, как почти любое лекарство.
Допив, вернул посудину и вновь уселся к окну. Общий бой шел полным ходом, постепенно из совокупности пар превращаясь в одну общую массу. Кто там с кем дрался, понять уже было нельзя, но бездыханные или едва шевелящиеся тела под ногами множились в геометрической прогрессии. Через пару минут над ареной взвыл рог такого тона, что при должном упорстве способен пробрать до печенок. Выжившие прекратили наскакивать друг на друга, опустили оружие, поклонились примерно в одну сторону. После чего побрели прочь, а мимо них уже неслись стадионные работники,