– Мы тут служим науке, а не золотому тельцу, – строго сказал он, – но не побоюсь сказать, что оно бесценно! Конечно, это наше российское национальное богатство: яйцо не продается, но Российская академия наук, я думаю, сможет поправить свои дела, выставив на аукцион фотографии яйца, продавая видеофильмы об особенностях развития барионикса, а также предложив коллекционерам фрагменты скорлупы после того, как динозавр вылупится.
Ученые часто задышали. Печальное лицо Бубнова прояснилось.
– А еще можно будет отправить барионикса в зоопарк и брать деньги со зрителей! – в запале воскликнул кто-то, но академик прервал бурный полет фантазии коллег, вновь стукнув кулаком по столу.
– Прошу соблюдать тишину! – рявкнул он. – Для того чтобы все эти мечты стали былью, нам нужно, чтобы барионикс вылупился. И поэтому я призываю Слюнько, Филимонову и Бубнова приложить к этому все усилия. Оборудование уже грузят в машину. Вы вылетите на Кавказ рейсом Москва – Сочи через четыре часа. Билеты для вас добыла Академия наук, выкупившая бронь, что, как вы понимаете, является чудом, так как достать летом билеты на юг в день отлета совершенно невозможно.
И Жигулев встал, демонстрируя тем самым, что заседание окончено.
Юрий Бадмаев сидел в одиночестве в небольшой столовой, выходившей окнами на дорогу, извивавшуюся серпантином, и смотрел вдаль, на горы. Из-за белоснежных вершин медленно выползала черная туча.
– Плохо дело, – пробормотал ботаник, – похоже, идет буря, правильно сказала Колбасова.
Кроме него, в столовой был еще завхоз Василий Борисович Иванов, невысокий краснолицый мужичок, хозяйственный и слегка суетливый.
– На тучу смотрите, Юрий Рашидович? – обратился к нему завхоз. – Очень черная, правда?
– Правда, – кивнул башкир, – как чернила буквально. Скорее всего, это снежная буря.
– А Анастасия Геннадиевна что говорит? Нас зацепит или, может, мимо пройдет? – спросил Василий Борисович, не переставая резать лук, от которого у Юрия начало чесаться в носу. Иванов был не только завхозом, но еще и поваром.
– Говорит, что давление падает, – ответил Бадмаев и съел еще одну оладью, густо политую клубничным вареньем, – а раз давление падает, то нас, скорее всего, зацепит.
Они немного помолчали. Юрий продолжал жевать оладьи, а Василий Борисович – резать лук. Туча понемногу приближалась. Она перевалила за сверкающие горные вершины, и те тут же исчезли из виду, словно их стерли ластиком.
– А яйцо не пострадает? – спросил завхоз, искоса наблюдающий за небесными метаморфозами. С одной стороны темную страшную и лохматую тучу освещало золотое закатное солнце, уютное и спокойное.
– Я думаю, что яйцу ничего не угрожает, – ответил Юрий, – что с ним может случиться?
– Перепад давления, например, – сказал завхоз.
– Я думаю, что это яйцо за миллионы лет много чего перенесло, переживет и это, – ответил Бадмаев.
В коридоре прозвучали быстрые шаги.