Но, несмотря на все ее попытки, нога держалась крепко. Тогда Ершова резким движением подняла туловище вверх и попыталась схватиться за свои собственные ноги. Ее руки скользнули по мокрым штанинам джинсов, после чего Ева снова повисла головой вниз. Через секунду она повторила попытку, которая оказалась удачной. Вцепившись в шнурки кроссовок, она на секунду замерла, восстанавливая дыхание. Ершова посмотрела вниз, потом на кроссовку, надежно застрявшую в петле корня, и принялась снимать одной рукой кофту, второй держась за шнурок. Вскоре кофта с капюшоном уже была у нее в руках. За ней последовала и футболка. Ева укрепила одежду в обрывках корней, не давая ей упасть вниз. Потом она попыталась проделать то же самое с джинсами, но это оказалось девушке не под силу.
– А джинсы, между прочим, стоили почти пятьдесят долларов, – вздохнула Ева, вытаскивая нож и принимаясь резать синие штанины, сшитые из прочного денима, на лоскуты – прямо на своем теле.
Держаться за шнурок было все труднее. Ершовой приходилось действовать только одной рукой. Острым лезвием девушка, совершенно задубевшая от холода и ветра, подцепляла джинсы и пыталась отрезать от них длинные тонкие куски.
Кое-как расправившись с джинсами, Ева покромсала и кофту вместе с футболкой, чувствуя, как наливаются усталостью перетруженные мышцы ее тела. Теперь она была только в одном белье, и от дождя и порывов ледяного ветра ее не защищало совершенно ничего. Все получившиеся обрывки нужно было связать в веревку, но вязать узлы одной рукой было решительно невозможно. Подтянувшись поближе к петле корня, Ершова вцепилась в мокрую древесину зубами и отпустила руки. Зубы немедленно заныли. Быстро-быстро, насколько ей позволяли замерзшие, уставшие и скрюченные от непосильных нагрузок пальцы, девушка принялась связывать между собой куски ткани. Подумав, она привязала к получившейся веревке еще и лифчик, удлинив ее таким образом примерно на полметра, а также шнурки от кроссовок и носки. Теперь на ней оставались только трусы, да и те нельзя было использовать, потому что в них лежал нож.
Затем Ева привязала получившуюся веревку к петле из корня дерева и, помогая себе руками, освободила ногу.
Хлипкая веревка повисла, раскачиваясь на ветру. Она заметно не доставала до земли.
– Даже если веревка не лопнет, мне придется прыгать, – сказала Ева.
Схватившись за связанные между собой обрывки одежды, девушка заскользила вниз. Узлы больно царапали израненный живот Ершовой. Веревка трещала, скрипела, растягивалась, но держалась. Внезапно она закончилась, и между руками Евы остались только пустота, ветер и дождь.
– Ветки! – закричала Ершова, пытаясь в полете скорректировать свое положение и упасть точно на ветви, которые незадолго до этого она отрезала и сбросила вниз.
Мгновение спустя почти голая девушка тяжело рухнула в густые сосновые иголки.
– Ну и сколько будет бушевать эта гроза? До завтра? – мрачно спросил Слюнько, который уже вытер со своего лица все потеки от сока, вылитого на него академиком Защокиным.
– Ну,