– Да, кстати, доктор, доложите мне, какое количество ящиков Вы уже передали нашей «похоронной команде», извините уж меня за несколько окопный юмор, – скаламбурил матерый эсэсовец, ни разу в жизни еще в окопах не сидевший. (Он, что самое удивительное, так и не попадет в это привычное уже миллионам немцев место, ему будет уготована совсем другая судьба.)
– И вот еще что, – добавил он, подумав: – выделите мне в вашем списке особо те ценности, из общего их числа, которые были подготовлены Вами именно для длительного хранения.
Только тут до доктора дошло, почему уже в начале года ему прислали подробный циркуляр из департамента хранителя памятников Восточной Пруссии доктора Фризена, предписывающий ему производить упаковку экспонатов музея только в особую тару, предназначенную для длительного хранения. И кто-то ведь позаботился о доставке ему в музей большого числа прекрасных сосновых ящиков, в каждый из которых был вложен контейнер луженой жести с несколькими листами натурального каучука внутри.
– Да, – подумал Роде, – выходит, все они уже тогда знали, к какому концу идет Германия, и загодя готовились к этому.
Директор испуганно покосился на хмурого офицера, но промолчал. Надо будет на всякий случай вести себя с этим черномундирником поосторожнее, видно, у них в СС не принято церемониться с теми, кто стоит на пути, – решил он про себя. Недаром же подручные у него словно как на подбор, со скотобойни.
– У Вас с собой эти списки, доктор? – потормошил его Вист.
– Да-да, господин оберштурмбаннфюрер, – очнулся тот от своих дум, – данные, правда, не совсем полные, главный архив находится у меня в замке, но все основное здесь. Директор музея вынул из своего портфеля, который он всегда носил с собой, большую тетрадь в черном кожаном переплете, и они оба склонились над ней, образуя немыслимо странный, возможный только в такие критические моменты истории, союз искусствоведа-хранителя и эсэсовца-грабителя.
С самого утра капитан Сорокин и его танкисты готовились к броску на Кенигсберг. И хотя никто им не сообщал о сроке начала операции по штурму города, но чутьем бывалых воинов они и без того ощущали, что этот момент близок. Дело, как всегда, нашлось всем. Одни загружали снаряды, другие чистили оптику, механики растаскивали по своим машинам запасные траки от гусениц и, нацепив их на проволоку, развешивали на лобовой броне. Работа шла бодро, но без ненужной суеты и спешки. Все основные мероприятия были уже проведены ранее, и сейчас уже наводился как бы глянец. В три часа дня всех командиров вызвали на инструктаж. Совещание было кратким. Полковник зачитал приказ на передислокацию и определил порядок следования колонн. Машины, получившие серьезные повреждения в предыдущих боях, и те, что ремонтники явно не успевали к вечеру ввести в строй, было приказано оставить здесь, а их экипажам двигаться вместе с полком в качестве резерва. Начало марша намечалось на восемь вечера, с тем чтобы до рассвета выйти на ближние