– Зачем?
– Вот это самое интересное. У вас… тут городок небольшой, что делать вору и убийце такого масштаба, как Сафрон Грицук, в Зарыбинске?
Я развёл руками.
– Тоже не представляю… Город у нас тихий, особенно после того, как банду карманников изловили, Пистона да Чудинова, серийника, на чистую воду вывели. Тишь да благодать теперь…
– Не совсем тишь, не совсем благодать, некоторые преступления вы не видите…
– Как это?
Мне ужасно хотелось спорить – это что, она намекает, что мы плохо работаем? Но умнее было выслушать, и я слушал.
– Ну вот смотри… Тринадцатого августа был случай хулиганства на площади, повредили памятник воинам героям Великой Отечественной войны.
– Ну и?.. Как это – не видим? – не выдержал я. – Работаем мы, Соколова, работаем. Памятник потерпит, ты же видишь, я тут вообще-то маленько занят был, людей спасал. И при чем тут это хулиганство, вообще?
– А при том, что совершено оно тринадцатого августа. В день рождения нацистского палача, служившего в немецко-фашистском концентрационном лагере «Дулаг – 142» на Брянщине, это в посёлке Урицкий, на оккупированной тогда территории.
– Ну и что? – хмурился я. – Обычное совпадение. Думаешь, тут последователи у палача есть? Ха! День рождения его так отмечают?
– Нет, Саша… Палач этот носил фамилию Грицук…
– Что? Ого… совсем как у нашего сбежавшего, – оживился я. – Вот в такие совпадения я не верю, да…
– А прозвище у него было – Святоша…
– Чего? Он жив? ОН написал маляву зэку? Они, выходит, родственники?
– Сафрон Грицук – племянник этого Святоши. И, судя по всему, палач еще жив и окопался в Зарыбинске, только под чужими документами. Только беглый зэк-рецидивист может вывести нас на военного преступника, совершившего бесчисленное множество чудовищных деяний.
Я не верил своим ушам. Немецкий лагерь… палач в крохотном Зарыбинске… Как такое возможно? И почему здесь столько всего стало происходить, как только появился я? Видимо, неспроста судьба закинула меня именно в это время и в это место.
– И что? – переспросил я. – За столько лет его никто не нашел?
– А никто и не искал, пока не перехватили послание. Палач – теперь другая личность. Десятки лет живет под личиной обычного советского гражданина, а ныне – вообще пенсионера. Не удивлюсь, что еще и ветераном труда числится или где-то висит на доске почета. Хитрый он и жестокий. Умный и расчетливый.
Из уст всегда спокойной Веры теперь словно яд сочился, с такой неприязнью она говорила. Будто у нее были личные счеты с нацисткой крысой.
– А как же он документы себе сделал? – спросил я.
Как знать, может, у неё и на этот счёт соображения имеются.
– Вероятно, взял паспорт с трупа, тогда, во время войны еще, попортил страницу с фотокарточкой, а потом новый получил взамен. Раньше так легко можно было сделать, дотошно никто не сверял. Это сейчас важна форма 1 в паспортном столе. Да и не на всех эта форма была. Многие вообще без паспортов