Ояси – злой дух, демон в религии айнов.
Парка – зимняя меховая одежда.
Полог – внутренняя тёплая часть яранги.
Тиуичгын – выбивалка, сделанная обычно из оленьего рога, с помощью которой очищали от снега одежду и меховые сапоги.
Чоттагин – внешняя, холодная часть яранги.
Яранга – жилище чукчей, делавшееся из жердей и шкур.
Часть первая
1
Высокое разнотравье плавно колыхалось под лёгким движением прохладного воздуха, наплывающего со стороны сокрытого от глаз залива. Стебли с лёгким шуршанием расступались и кланялись, едва ощутимо дотрагиваясь до лица. Подёрнутые сизой дымкой тумана, трепетали погружённые в тень пышно разросшиеся ивы. Деревья, обступившие прогалину со всех сторон, тихо перешёптывались, степенно покачивая лохматыми ветвями; сквозь раскидистые кроны струились лучи повисшего в безбрежной синеве солнца: рассеянное свечение, проникая через подрагивающую листву, отбрасывало мягкие желтоватые блики на влажную, дышащую густыми испарениями землю. Обильная роса, то тут, то там вспыхивающая искристым жемчугом, гроздьями мелких капелек усеяла всё вокруг, словно здесь прошёл неведомый дух и неосторожно рассыпал по лесу прозрачные бусины своего ожерелья. Тёмно-зелёный мох, рваными лепёшками приставший к холодной шероховатой поверхности каменных глыб и затянувший дряхлые стволы давным-давно упавших лесных великанов, жадно вбирал в себя разлитую в воздухе влагу: казалось, если поднапрячь слух, можно даже услышать его глубокие томные вздохи.
Над головой звучало переливчатое многоголосье птичьих трелей, которое, проникая в самое сердце, будило в душе сладкое торжество от сопричастности к тому бурному восторгу, что испытывало каждое существо в этом лесу пред животворящей всепоглощающей силой нового прекрасного утра. Горящий огненный диск небесного светила медленно подымался вверх, согревая остывшие за ночь долины и сопки. Сонная чаща пробуждалась.
От прикосновений влажной травы на грубой ткани подвязанного широким кожаным поясом запашного аттуси[1] оставались тёмные расплывчатые пятна. Из— за того, что, продвигаясь вперёд, траву приходилось раздвигать руками, пальцы стали мокрыми и начали зябнуть. Жёсткие стебли хлестали по голым коленям, а сырая земля холодила ноги, обутые в мягкую обувь из рыбьей кожи. Перед глазами резвилась растревоженная мошкара, назойливая и кусачая; приходилось то и дело отирать ладонью лицо и шею, чтобы смахнуть с них рассвирепевших кровопийц. Впрочем, все эти неудобства были привычны и не слишком беспокоили, так как к их преодолению учили каждого мальчишку с самого раннего детства. Секрет был прост: нужно было всего-навсего не обращать внимания на неприятные ощущения своего тела. К тому же солнце, пробиваясь сквозь просветы под сень деревьев, уже припекало плечи; скоро станет и вовсе жарко, и эта жара загонит насекомых в самые глухие и тёмные закутки дебрей. Высокая, выше человеческого роста, трава закрывала обзор, и потому, в очередной раз раздвинув завесу из стеблей, он неожиданно натолкнулся на замшелую корягу, перегородившую путь. На одной из её ветвей, причудливо изогнувшейся вдоль земли, сидела, раздувая зоб, ярко-зелёная лягушка. Заметив человека, она повернула голову в его сторону и насторожённо приподнялась на передних, похожих на человеческие руки, лапках. Несколько мгновений она пристально всматривалась в сторону замершего человека, а потом вновь прильнула к покрытой тонким налётом зелени толстой ветви, на которую падал скупой луч света. Рука отпустила отодвинутые стебли, и они вновь сомкнулись, спрятав отдыхающую лягушку. И тогда он подумал, что это вовсе не лягушка, а маленький «хозяин», принявший её облик. Придя к такому убеждению, он отступил на два шага и, стараясь не слишком шуметь, пошёл в обход того места, где лежала коряга.
Снова зашуршала трава. Ноги вновь скользят по липкой земле. Лёгкий бриз освежает лоб и колышет длинные волосы, перехваченные широкой полосой из истёртой облупившейся кожи.
Он миновал прогалину, отделявшую его от леса, и, продравшись сквозь переплетения дикой виноградной лозы, углубился в зелёный сумрак, царящий у подножия величественных деревьев. Из отдаления доносился глухой рокот стремительного водного потока. Слегка отклонившись вправо, он пошёл сквозь густой папоротник прямо на этот звук. Обходя гигантские заскорузлые стволы ильмов и тополей, перескакивая через узловатые корни, которые обвивали покрытые красным налётом камни, он, ускоряя шаг, быстро продвигался вперёд. Зазубренный наконечник остроги, притороченной к поясу, цеплялся за гибкие ростки вьющегося сумаха, отрывая мелкие листочки и пучки бородатого лишайника. Шум бьющейся в камнях воды нарастал, становился всё ближе и ближе, но непроницаемая стена густого подлеска закрывала обзор, не позволяя глазу заглянуть слишком далеко, словно стремилась сохранить таинственность.
Сверху, снизу, справа и слева, впереди и сзади – одна только переливающаяся разными оттенками зелень: от сине-зелёной до изумрудной. И густой, удушающе-терпкий запах испарений да мошкара, забивающаяся в ноздри,