Дверь застонала, будто старый грешник на дыбе. Я не удостоил ее поворотом головы. Кто бы ни явился, он уже вымок до нитки, как и мои иллюзии насчет тихого вечера.
Аромат ворвался прежде, чем ее каблучки простучали по изношенному линолеуму. Не приторная сладость уличных бабочек, а нечто глубокое, обволакивающее, как дорогой коньяк с нотками редких цветов и едва уловимой горечью – возможно, это был аромат беды.
«Мистер Корсо?» Голос – низкий, с хрипотцой, способный совратить праведника и заставить его молить о пощаде.
Я медленно развернул скрипучее кресло. Она застыла в дверном проеме, темный силуэт, выхваченный из коридорного сумрака тусклым светом лампочки. Капли дождя, словно крошечные бриллианты, сверкали на иссиня-черных волосах, ниспадавших на плечи элегантного плаща. Плащ сидел на ней так, будто его скроили сами боги соблазна – и эта божественная ткань обещала куда больше наслаждений, чем любая нагота. Взгляд из-под полей шляпы был скрыт, но я ощущал его физически – цепкий, словно скальпель, препарирующий мою душу.
«Это имя еще не вычеркнули из списков живых. Но ответ зависит от того, кто интересуется и какой интерес привел вас в эту мышеловку в час, когда даже призраки ищут укрытия понадежнее», – проскрипел я, рука сама нащупала пачку «Лаки Страйк». Дешевое пойло для легких, но оно хотя бы не лгало о своем качестве.
Она сделала шаг, и умирающий свет "Синей Игуаны" на долю секунды лизнул безупречную линию шелкового чулка, туго обтягивающего стройную ногу, прежде чем она затворила за собой дверь. Сухой щелчок замка прозвучал как точка невозврата.
«Мне нашептали, что вы способны распутывать узлы, которые другим не по зубам. Особенно… пикантные». Она сняла шляпу, и каскад волос цвета полночного неба обрушился на ее плечи. Лицо – произведение искусства, способное заставить любого коллекционера пороков раскошелиться, не глядя на ценник. Губы, влажные и чуть приоткрытые, бросали безмолвный вызов.
«Пикантность – специя, которая нынче не каждому по карману, мисс…?» «Называйте меня Лилит», – уголки ее губ дрогнули в подобии улыбки, но глаза остались холодными, как январская сталь. В их глубине таился такой омут, что заглянув в него, рисковал остаться там навсегда. «А что до цены… Полагаю, мы найдем общий язык. Или, по крайней мере, приятный компромисс».
Она приблизилась, и ее аромат стал плотнее, настойчивее, проникая под кожу. Плащ невзначай соскользнул с плеча, обнажив изгиб ключицы и темное платье, что не столько скрывало, сколько дразнило воображение, обрисовывая каждый изгиб ее тела с откровенностью любовницы.
«Обычно так щебечут те, кто собирается втянуть меня в историю, из которой единственный выход – ногами вперед, да и то если повезет», – я закурил, выпустив клуб дыма в ее сторону. Дым застыл между нами туманной завесой, скрывая истинные намерения и ставки в этой начинающейся партии.
Лилит провела кончиком изящного пальца по пыльной кромке моего стола. Маникюр цвета зрелой вишни. «А если ваше благоразумие – это последнее, о чем я думаю, мистер Корсо?» Ее голос упал до заговорщицкого шепота, от которого по спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с ночным сквозняком. «Если то, что я хочу вам предложить, заставит ваше сердце отплясывать чечетку, которую оно забыло с тех времен, когда вы еще верили в честных политиков?»
«Мое сердце, куколка, давно отбивает лишь ритм просроченных счетов и дурных предчувствий. А честные политики… они хотя бы не являлись без приглашения, источая ароматы, способные сбить с толку сторожевого пса». Я криво усмехнулся, но где-то в глубине зашевелился старый, почти погребенный азарт – инстинкт игрока, которому на стол бросили карту, способную изменить всю игру. Или сломать ее к чертям.
Она опустилась на краешек ветхого стула для посетителей, того самого, что безропотно впитывал чужие трагедии. Ее поза была воплощением сдержанной силы, гибкой грации пантеры перед прыжком. Ткань платья предательски натянулась на бедрах, и я поспешил отвести взгляд, чувствуя, как во рту пересохло сильнее, чем в пустыне Гоби.
«У меня исчез муж, мистер Корсо». Голос ровный, почти безразличный, будто речь шла о забытом зонтике. «Мужья – товар скоропортящийся. Часто исчезают по собственной инициативе, спасаясь от долговой ямы или голоса супруги, напоминающего пилу по металлу». «Мой Артур не таков». На мгновение в ее голосе прозвучала нотка не то стали, не то льда, но тут же снова сменилась вкрадчивым бархатом. «И он исчез не с пустыми руками. Он прихватил нечто… чрезвычайно важное».
«Важное для вас или для тех, кто обычно не прощает таких вольностей?» Я вглядывался в ее лицо, пытаясь расшифровать эту слишком гладкую историю. Город за окном продолжал свой бесконечный плач, и неоновая вывеска "Игуаны" билась в конвульсиях, как подстреленная птица. Этот вечер стремительно терял остатки предсказуемости и обещал лишь крупные неприятности с ногами от ушей и голосом, как смертельный коктейль.
«Для всех нас, мистер Корсо. И особенно для тех, кто пойдет на все, чтобы вернуть это». Она подалась вперед, и я ощутил тонкий, пьянящий аромат ее кожи, пробивающийся сквозь вуаль духов. «Вы возьметесь за это дело?»
Ее