В таких мыслях Амелия и не заметила, как провалилась в сон.
Следующее утро выдалось еще более радостным, чем прошлый день. Всю первую половину дня Амелия ловила себя на мысли, что постоянно улыбается. Она не ходила, а летала по дому из комнаты в комнату, представляя, как принимает у себя гостей. Присаживалась то на софу, то в кресло, беспрестанно смотрелась в свое отражение то в зеркале, то в тот предмет, который имел способность отражать в принципе, дабы оценить как она выглядит и держится.
Маркиза полдня была занята своими делами. Иногда она пересекалась с племянницей и посвящала ей добрую улыбку и комплимент.
– Как вам идет этот румянец. Вы прямо ожили, дорогая моя! Никогда не видела, чтобы ваши глаза так искрились удовольствием. А какой гибкий у вас стан, это надо непременно подчеркнуть легким платьем.
Наступил, наконец, ранний вечер и обе дамы сели в экипаж маркизы и выехали.
– Я вот все думаю, дорогая, – начала вдруг маркиза, – раз вы замуж так и не вышли, то не отзовет ли ваш несостоявшийся муж свои деньги назад? Тем самым он может нам все испортить. Надо бы подумать как мы можем защитить вас.
– За проведенное с ним время я могу сделать вывод, что он так не поступит, мадам. Он мог бы это сделать еще давно, но не сделал. К тому же он думает, что я поехала в Испанию. Пока правда вскроется, я придумаю что-то еще, чтобы не возвращаться туда.
Маркиза задумалась. Ее блестящие глаза выдавали напряженную работу мысли.
– Вот не пойму никак, или этот фон Аррас донельзя благороден, или совсем глуп. Уж чего, но загадочности ему не занимать.
Вскоре дамы оказались у другого не менее богатого особняка в приятном новом квартале, который активно застраивался не менее пленяющими взор особняками и отелями. Поистине услада для самолюбия неискушенной молодой души. Амелия не прекращала трепетать и вместе с тем гордилась возможностью вырваться из оков небытия сразу в объятия шикарных особняков и торжественных светских вечеров. Однако ее самолюбие и тщеславие стали улетучиваться минута за минутой, как только она оказалась в большой зале, где уже присутствовало человек пятнадцать и далее, когда она была представлена хозяйке салона – мадам де Кондорсе. Амелия не могла знать это общество или даже понять кто есть кто, но все (как ей казалось) держали себя здесь с таким апломбом: вели такие чинные и изощренные в остроумии беседы, двигались так изящно, что Амелии начало казаться, будто она держится совершенно