– Завтра могут возникнуть такие вопросы в той или иной форме… После ужина садитесь за Евангелие и постарайтесь воспринимать, как есть – не иначе… Священник может на некоторое время и отложить крещение.
– А он что, имеет право откладывать?
– Имеет. – Наташа вздохнула и поднялась из-за стола, чтобы убрать и вымыть посуду.
После ужина Щербатов умылся и, закрывшись в своей комнате, сел за Евангелие. Пытался читать, но не мог: зачем, когда всё известно – и ничего нового не вычитать. И отодвигал чтение, пытаясь понять: чему он верит, а чему никак не может поверить, потому что это фантазия, выдумка, если не ложь. И как только он произносил мысленно «ложь», так тотчас невольно вздрагивал: «Но ведь время, но ведь жить, во что бы то ни стало. Уже истекло половина года, так мимо ушей и просвистело, и состояние с каждым днём ухудшается… Надо поверить, что девица родила Бога… но ведь Бог сотворил всё в мире, мог бы он сойти на землю в образе человека и без этой выдумки рождества… Или взял бы и обратил камни в хлеб – поневоле поверили бы… Христос воскрес, но ведь воскрес всем телом, одни тряпки остались, а у простого смертного воскреснет душа, а тело сгниёт. Как же понять воскресение?! Или сойди он с Креста – и все упали бы ему в ноги. Почему он не сделал так – значит, не мог! Вот ведь…» – И чем больше он вспоминал недостоверного или не настольно правильного, как представлялось ему, тем яснее осознавал он, что всего этого не может принять. И чем протяжённее бывали его отрицания и сомнения, тем неожиданней он вздрагивал, вспоминая, что от гарантированного года больше половины пролетело, и то ли в страхе, то ли в негодовании повторял: «Нет-нет, во что бы то ни стало». И тогда Щербатов приказывал себе: «Ты же, как сталь закалённая – до срока всё будет хорошо, а это на всякий случай…»
В конце концов, болезнь напомнила о себе – он почувствовал себя плохо, и тогда принял таблетку, рано лёг в постель и скоро уснул.
В то же время за стеной – после дороги, к тому же находившись по Москве, Наташа легла отдохнуть поверх одеяла. Она вздыхала, хмурила брови, потому что, казалось ей, взялась за непосильное дело: можно ли так наскоком некрещеного коммуниста обратить в православие?! А ведь она взялась вроде бы подготовить его к спасению. Ясно, он несчастный, тяжелобольной человек, может в этом году и умереть… И так получилось, что, кроме неё, помочь ему никто не согласился бы. А он уже и обрёк себя, в таких случаях может помочь только Господь. И свой батюшка-духовник благословил не оставлять человека, но и сопровождать к святой праведной Матронушке.
«Но ведь он может в любую минуту от всего отказаться, и в то же время в душу к нему не заглянешь – что там творится?! А может быть, душа его давно уже во Христе, может быть, надлежит исполнить формальности, только и всего, и тогда если и скончается скоро, то с покаянием во спасение. Господи, помоги ему воспринять веру в покаянии… а я что? Я могу только помолиться о нем вот здесь, в чужой квартире, и завтра в храме… – Наташе казалось, что она только прикрыла глаза, но уже дремала глубоко и чутко. И сладкие в дремоте были мысли её: