Я прислоняюсь к стене, на которой когда-то кто-то написал слово «свобода». Смех Лизы эхом раздаётся в пустых коридорах. Она снимает куртку и кидает её на старую деревянную скамейку, на которой раньше стояли бутылки из-под пива и разрисованные надписи.
– Помнишь, как мы здесь с пятого класса выпивали? – спрашиваю я, глядя на Лизу. Она отвечает, не сразу, но с той самой искренней лёгкостью, с которой она всё говорит.
– Да, помню. Ты тогда думала, что нашла смысл в жизни, когда набрала полную бутылку из-под колы. Мы с тобой сидели, как взрослые. Мы были такими дурами, Ада. Но тебе, по-моему, это нравилось.
Я кидаю взгляд на неё, и мне кажется, что в этом смешанном взгляде есть что-то знакомое. Как будто мы возвращаемся в те времена, когда жизнь была проще. Когда всё, что нас волновало, – это кто нас увидит и кто заберёт последнюю сигарету.
– Может, и нравилось, – отвечаю я, отпивая от своей сигареты. – Но с тех пор ты всегда была той, кто не терял контроля. Ты умела держать себя в руках, а я просто шла туда, куда не надо было идти.
Лиза снова молча смотрит на меня, и её глаза, как всегда, полны какой-то неуловимой доброты.
Мы выходим на улицу, смеясь и рассказывая истории. Лиза опять развлекает меня своим хмурым рассказом про одного клиента, который пытался поговорить с ней о философии, пока она не попросила его уйти к другому бариста, потому что она не переживала за судьбу мира. Но я слушала её с улыбкой, хоть и не совсем была в этом разговоре. Мои мысли где-то далеко, на мгновение даже хотелось бы их остановить, но Лиза всегда умела развеселить меня, как никто другой.
Мы ещё пару раз затормозили, обсуждая старые шутки, оставшиеся с тех времён, когда не могли просто пройти мимо и всегда оставались вместе, как тени. В её глазах сверкала такая лёгкость, которая заставляла меня чуть больше верить в то, что, может, всё действительно будет не так плохо.
Я оставляю её возле дома и сажусь на скамейку, откуда вижу последний, ещё тёплый, свет фонаря, который уже почти исчезает. Лиза уходит, не оглядываясь. Она не видит, как меня сжимает внутри. Я даже не понимаю, что именно, но мне так одиноко, так чуждо в этом городе, и тут, на этом месте, кажется, я больше всего ощущаю его пустоту.
Когда я захожу в дом, вдыхаю запах старой мебели и чего-то невыразимого. У меня нет привычки приходить домой и делать вид, что всё в порядке. Старая квартира, как и вся жизнь, кажется слишком тесной. Вечно темно, как в замкнутом круге.
Я сажусь на свою кровать и достаю блокнот. Рука сама тянется к ручке. Дедушка… я вспоминаю его так ясно, как если бы он был рядом.
Он всегда говорил, что я самая красивая, даже когда мне не хотелось верить в это. Он сидел в кресле у окна, смотрел, как я играю на барабанах, и смеялся, когда я начинала бить слишком сильно, так, что стучала по ладоням. Он учил меня не бояться. Он даже пел мне песни, такие простые, но такие нежные. «Ты всего добьёшься,