Фактор 2. Историческая случайность, или По-настоящему эффективные менеджеры
Со времен Ивана Калиты московские князья планомерно шли к царскому венцу и единой независимой державе. Не сидели сложа руки и главы других княжеских центров: первенство Москвы в разное время оспаривали Тверь, Рязань, Нижний Новгород. Но все же не их имена, выражаясь языком Александра Сергеевича, напишут на обломках ордынского владычества.
Период правления Ивана Даниловича Калиты довольно красноречиво описывает Симеоновская летопись, созданная в конце XV века и дошедшая до нас в единственном полном списке XVI столетия:
«Нача Иван Данилович правити. И бысть оттоле тишина велика на сорок лет и пересташа погании воевати русскую землю и заклати христиан, и отдохнуша и починуша христиане от великиа истомы многыа тягости, от насилия татарского, и бысть оттоле тишина велика по всей земле»[5].
Мирный тайм-аут обеспечил экономический подъем Северо-Восточной Руси, и в частности Москвы, куда стекалось население из разоренных татарами пограничных территорий. Дело было не только в покорности московского правителя и его принципе «не лезть на рожон». Иван Данилович первым начал грамотно использовать ордынский фактор для возвышения своего княжества, демонстрируя настоящее «политическое айкидо». Он сумел втереться в доверие к татарам и выступить посредником, который собирал ордынскую дань и с других русских земель, а затем отвозил ее в Сарай. Для татарских повелителей Калита стал надежным партнером, взявшим на себя непростую «коллекторскую» функцию. Надо ли говорить, что выколоченные (зачастую буквально) из соседей деньги отправлялись в Улус Джучи не все, а частично оседали в московской казне?
Полученные «проценты» тратились с пользой для Москвы и во вред ее политическим противникам. Иван Данилович начал активно инвестировать в самое дорогое с точки зрения феодала – земли. Были куплены ярлыки на Галич, Углич, Белоозеро; в 1331 году – присоединена часть Ростовского княжества.
Не менее выгодным вложением стал перенос митрополичьей кафедры из стольного Владимира, казалось бы, во второстепенную Москву. Фигура митрополита играла не только духовную роль: по совместительству он являлся своего рода общерусским министром пропаганды, ведь официальная идеология того времени была неразрывно связана с религией. «Карманный» высший иерарх РПЦ у себя под боком давал московскому князю возможность оказывать идеологическое влияние сразу на все русские земли.
Другая часть собранной «коллекторской