– Почему? – удивленно выдохнула еще одна слушательница.
– Я не знаю, – честно ответила девушка. – Они всегда в перчатках были, даже летом, но один раз я увидела какие-то темные полосы. Выглядело жутко.
– Говорят, Пески поглотят весь материк, – вдруг произнес зычный мужской голос, принадлежавший повару.
– Если не вмешается Великий и не избавит от этого проклятья, – ответил ему какой-то другой голос.
– Так он-то и наслал эту напасть! – живо возразил дородный хозяин баронской кухни.
– Дак ведь за дело! – тут же напомнили ему. – Тогда ж война была какая! Великая!
– А сейчас прям все отлично? – проворчал повар. – Пески захватывают материк. От Каелума уже ничего поди не осталось, все сбежали давно к атийцам или еще дальше. Вон, чаногорийцы на вещах сидят. Имавиру тоже давит Проклятье, а о Микилимене никто и не слыхал давно. Может, уже и нет её.
– Одни атийцы радостно потирают ручки, – поддакнул ему кто-то из мужчин. – Когда Пески придут к ним – остальные уже исчезнут, да и у имавирского императора только половина земель останется.
– Чего ж радоваться? – недоуменно возмутилась главная экономка замка, полчаса назад назначавшая помощниц Эмме. – Весь народ хлынет в Атию и Имавиру: и всех корми, землю дай, порядок охраняй. Забот полон рот будет!
Эти разговоры моя соседка по телу понимала с трудом, хотя разговоры о Песках везде одинаковые. Родители размышляли, куда податься: в морозную Атию или теплую Имавиру, но и там, и там никто их не ждал, да и гарантий благополучной жизни не давал. Разговоры о Песках плавно перешли в политику и слухи. Эмма не слишком вникала в эти пересуды, не понимая беглой речи местных, занятая мыслями об оставленной семье, а вот я прям подалась вперед, чтобы все услышать. Интересно же! Скальтийцы говорили на смеси языков, которую соседка в целом понимала. Мне удавалось вычленить русские словечки, что облегчало процесс.
В те моменты, когда Эмма вспоминает о своей семье, меня одолевает тоска по маме. Стараюсь не хандрить, чтобы не провалиться в депрессию, но грудь сжимает от боли и дыхание дается с трудом. Иногда я не замечаю, как это настроение передается соседке и девушка вдруг плачет моими слезами, хмуро спрашивая себя, отчего она так грустна, ведь о своей семье сейчас даже не вспоминала. Человек склонен искать оправдания, и Эмма приписывала мои эмоции своим тяготам.
Уложили нас спать в девичьей. Тут обитали незамужние девушки, служившие в замке. Комната была скудно обставлена и напоминала ночлежку, хотя такой и была на самом деле. С утра пораньше все спешили по делам, приступая к работе, а возвращались уже после ужина, который был, когда хозяева уходили к себе спать. Поэтому девушки и спешили выйти замуж, чтобы обрести семью и вить гнездо. Когда в помещении погасили свет, молодые служанки все еще переговаривались между собой.
На заре подняли и накормили. В основном все молчали, сонно поглощая