– Как проявляется эта тенденция в жизни отдельного человека?
– Через борьбу желаний – для себя и для других.
Например, в давке на Ходынке молодую княжну спас бедный человек, Емельян, который очень хотел разбогатеть, хотел получить выигрышный билет (их, по слухам должны будут раздавать вместе с подарками в честь коронации Николая II). Волей случая таким билетом оказалось для него спасение княжны. Однако ситуация разворачивалась совсем иным образом.
« – Да вот он спас меня, — говорила Рина. — Если бы не он, не знаю, что бы было. Как вас зовут? — обратилась она к Емельяну.
– Меня-то? Что меня звать?
– Княжна ведь она, — подсказала ему одна из женщин, — бога-а-атая.
И вдруг у Емельяна на душе что-то поднялось такое сильное, что не променял бы на двухсоттысячный выигрыш.
– Чего еще. Нет, барышня, ступайте себе. Чего еще благодарить.
– Да нет же, я не буду спокойна.
– Прощай, барышня, с Богом. Только пальто мое не увези.
И он улыбнулся такой белозубой, радостной улыбкой, которую Рина вспоминала как утешение в самые тяжелые минуты своей жизни.
И такое же еще большее радостное чувство, выносящее его из этой жизни, испытывал Емельян, когда вспоминал Ходынку, и эту барышню, и последний разговор с нею».
– Может ли индивидуальный мотив полностью замениться общечеловеческим?
– Полностью, конечно, нет. Но с возрастом многие желания уходят. Наверное, именно это чувствовал старец Федор Кузьмич.
«Прежде всего, я думал, что человек не может не желать. Я всегда желал и желаю. Желал прежде победы над Наполеоном, желал умиротворения Европы, желал освобождения себя от короны, и все желания мои или исполнялись и, когда исполнялись, переставали влечь меня к себе, или делались неисполнимы, и я переставал желать. Но пока эти желания исполнялись, или становились неисполнимыми прежние желания, зарождались новые, и так шло и идет до конца. Теперь я желал зимы, она настала, желал уединения, почти достиг этого, теперь желаю описать свою жизнь и сделать это наилучшим образом, так, чтобы принести пользу людям. И если исполнятся и если не исполнятся, явятся новые желания. Вся жизнь в этом. И мне пришло в голову, что если вся жизнь в зарождении желаний и радость жизни в исполнении их, то нет ли такого желания, которое свойственно бы было человеку, всякому человеку, всегда, и всегда исполнялось бы или, скорее, приближалось бы так для человека, который желал бы смерти. Вся жизнь его была бы приближением к исполнению этого желания; и желание это, наверное, исполнилось бы. Сначала это мне показалось странным. Но, вдумавшись, я вдруг увидел, что это так и есть, что в этом одном, в приближении к смерти, разумное желание человека. Желание не в смерти, не в самой смерти, а в том движении жизни, которое ведет к смерти. Движение же это есть освобождение от страстей и соблазнов