Баалатону и снились мерзости: извивающиеся змеи, золотые кубки, вино, кроваво-алые маки и рогатые тиары. Проснулся, змеем завился на невысокой деревянной тахте и поблагодарил богов за избавление от сонного морока. Потянулся – спал прямо на крыше. Еще не отойдя ото сна, подумал: надо заглянуть к халдейским оракулам, те знают толкование бесчисленных символов. Такие дурные сны никуда не годятся.
Хотел поваляться еще, пусть и понимал – уже проспал. Сладостные мгновения на грани сна и реальности казались вечностью, каждое – ценой если не в год, то в месяц. Тяжело вздохнув, Баалатон все же смирился. Чем больше проработает при солнечном свете, тем меньше придется тратиться на масляные лампы и факелы. Чем меньше придется тратиться – тем увесистей будет кошелек… Этой логической цепочке учили с детства. И даже пройдохи-эллины взмахивали руками и поражались той простоте и филигранности, с какой она выстроена. «Невероятно! – передразнивали карфагеняне за спиной. – Вот она, гармония в чистейшем проявлении – гармония кошелька и логоса!»
Баалатон все же встал, поправил тунику и, пошатываясь, спустился в покои. Крыша и верхний этаж, все в его владении – в свое время пришлось потратиться, но удобство – превыше всего. Покои разделялись деревянными перегородками на четыре комнаты: три жилые и одну складскую. Там же, в последнем помещении, – кухонный очаг, небольшая ванная из цельного куска розового камня и умывальник, наполняемый из цистерн под потолком.
Баалатон отодвинул бамбуковую ширму, развеял морок холодной водой из умывальника. Посмотрел на очаг – угли догорали, – на котелок, из которого веяло сладковатым ароматом, на ванную, уже наполненную горячую водой. Довольно улыбнулся и снова умылся – перед глазами все еще плясали пятна ночных образов. Мир наконец-то стал проще, понятнее, захотелось думать о земных вещах – о завтраке. Баалатон ощутил, как сильно проголодался.
– Доброе утро, хозяин, – вдруг раздалось за спиной. – Я так и думал, что найду вас здесь. Завтрак почти готов. Дайте мне еще несколько мгновений…
Ливийский слуга – седой, коротко стриженный, – улыбался во весь рот. Худой, вечно скрюченный и будто высыхающий А́нвар служил семье уже много лет; Баалатон вырос под его присмотром и привык, что Анвар, так любящий высокие плоские шляпы с узкими полями и не снимающий их даже в покоях, всегда улыбается. Иногда казалось, что Анвар вообще не умеет грустить – в любых обстоятельствах ищет нечто хорошее, как моллюск ищет новую раковину: чтобы сбежать, спрятаться.
Но никогда на памяти Баалатона Анвар не прятался от проблем или обязанностей, даже в столь преклонном возрасте. В нем поражало многое, помимо вечной жизнерадостности: расторопность