Никита, Алеша и зять уехали с врачом, тебе не с кем было разделить радость, ты ходил вокруг дома, трогая теплые стены, потом присел под открытыми окнами, чтобы быть поближе к родным голосам.
В сумерках так чисто и ясно светились в пол-оконницы белые занавески.
– Ой, мама, зачем ты их так любишь, – говорила Варька, – люби нас, мы тебе все ж родные…
– Вы мне родные, – тихо тепло говорила в темноту мать, – а они мои сироты, и сердце от них болит…
Ты встал и пошел прочь от дома; в быстрой круговой ходьбе тебе было легче выносить муку сострадания, вместе с резким и глубоким дыханием выветривалось из нее что-то жгучее, и она оседала нежным теплым дымом.
В стороне, пыля до небес, мягко неслась «Лада», белым огнем фар опаляя картофельное поле.
Кто-то легкий тихий стал позади тебя, ты обернулся, увидел родное теплое лицо.
– Это Вы? – удивился ты и осекся.
– Ничего, ничего, родный, ничего, Илюша, – утешила сына мать.
Вы долго молча возвращались. Над далекой рекой, над ясным стеклом сумерек восходил острый месяц, он светил всем – над полем, над домом и родными могилами.
…Когда-нибудь уйдем и мы, но над смертною мглою светлый месяц взойдет, протянутся острые ясные тени, и кто-то другой над светлым полем песню другую споет.
Первые встречи
Исповедь юноши
Как слезы первые любви.
Мы шли берегом океана.
Девушка ступала на носки – ей было жаль своих белых туфель.
Она отпрыгнула от легкой волны, улыбнулась и, не глядя, оперлась на мое плечо.
Я почувствовал тепло ее ладони.
– Бриз, – сказал я, – береговой ветер.
– А? – улыбчиво отозвалась она, – а-а… Это хорошо… А нам долго еще идти?
– Не, скоро, – я махнул кепкой в сторону поселка, – видите, труба дымит. Это кочегарка, а контора рядом.
Мы пошли наискосок по литорали сквозь стеклянные струи теплого воздуха, поднимавшиеся от нагретой гальки, – они отгораживали поселок, тянули ввысь зыбкой грядой. Но очень скоро, как только мы добрели до береговых укреплений, текучее марево отступило за холодную быструю реку и угасло. Разом обнажились голые неприбранные улицы Песчаного.
Мне вдруг представилось, что девушка приехала ко мне, и я пожалел, что время рабочее и никто не увидит меня рядом с ней – красивой, светлокосой. По улицам бродили лишь золотоглазые лохматые собаки.
Девушка улыбнулась им, позвала, ласково и нежно, как зовут красивых несмышленых еще детей:
– Хорошие вы мои собачата, лохматушки…
Они увязались следом, тыкались холодными носами в голые колени, и девушка стала отпихивать их руками.
Я смотрел на ее светлый в небрежном проборе затылок, на чистые тяжелые пряди волос, и так хотелось дотронуться до них, что я отвел взгляд к океану.
Океан играл бликами, над ним стояло солнце, висели чайки.
Поднялись на крыльцо, я отворил дверь и сказал:
– Это