Гусак захлопал от страха крыльями, приподнялся над водой и, громко гогоча, помчался к берегу, шлёпая по поверхности красными перепончатыми лапами и огромными крыльями. Он бежал по водной глади, разбрасывая по сторонам зелёную ряску, тину, водоросли, распугивая утят, лягушек, жаб, тритонов, головастиков, водомерок, жуков-плавунцов и другую надводную и подводную живность, в огромном количестве населявшую тёплый, заросший зеленью пруд.
Котёнок сидел на птице как всадник, верхом, намертво вцепившись в его длинную шею, и ещё больше пугая своими объятиями гуся. Он очень боялся свалиться на полном скаку и утонуть – ведь котята не умеют не только летать, они ещё и не умеют плавать.
Выскочив на берег рядом с обрывом, в том месте, где он спускался полого к воде, обезумевший гусь с наездником на спине, всё также размахивая крыльями, во весь опор помчался к родному сараю. Там, в самом низу двери, было вырезано квадратное отверстие, чтобы в него могли проходить к себе домой и выходить на улицу куры, утки, и, пригнувшись, вытянув вперёд шею, гусь. Скакун с наездником целился именно туда. Но он не успел вовремя наклониться и попасть точно в отверстие – с разбегу ударился задранной, гогочущей головой о дверь и рухнул у порога собственного дома с сотрясение своего крошечного птичьего мозга. Но он тут же поднялся и со второго раза проскочил в убежище.
Котёнок свалился с гуся, тоже стукнулся о дверь сарая, и, отлетев кубарем в сторону, без оглядки бросился наутёк. Однако бежать ему мешал, прилипший к его голове во время скачки по глади пруда, лист кувшинки. Он закрывал котёнку глаза, а вырванный из ила вместе с листом и болтающийся стебель, стегал по его бокам, как хлыст, заставляя удирать от всё ещё гогочущего в сарае от страха скакуна, всё быстрей и быстрей.
Навстречу котёнку суетливо ковыляла переполошившаяся мама утка с выводком. Она тоже решила спрятать утят от свалившегося с неба на гуся, какого-то непонятного хищного вертолёта, в убежище. Но на свою беду, утка поздно заметила несущееся прямо на неё зелёное в водорослях и в тине чудище.
– Кря-кря! – только и успела она подать сигнал бедствия утятам.
Чудище сбило её с перепончатых лап и, разметав вокруг тропинки желторотый выводок, помчалось дальше. Котёнок, не видя ни зги, нёсся, сломя голову, только на зов:
– Хвостик, ко мне! Немедленно! – ругался, стоя у обрыва, в том месте, где начал свой полёт над озерцом его подопечный, цыплёнок. – Безобразие! Ты всё делаешь неправильно! Ты не наездник, ты вертолёт! Надо было только мяуканьем гуся попугать! Слегка! А не до смерти! Если мы его укокошим, нам хозяйка головы оторвёт!
Котёнок сослепу сшиб цыплёнка с обрыва, и они вместе, кувыркаясь, повалились в пруд. С глаз Хвостика слетел лист кувшинки, и он, оказавшись внизу, обнаружил рядом с собой наставника. Тот всё-таки опростоволосился