«…Спать с негром (женщине)» – трудная беременность… „с мертвым негром (женщине)» – Ирина поморщилась, – счастливое известие, конец заботам“. „Спать с негром“. Приснится же кому-то такое! Может „щеки“? – предположила она. – Где же эти „щеки“? – она перевернула страницу. – Нашла! „Щеки – похудевшие – семейная досада… покрасневшие (девушки) – помолвка“. Помолвка?! Значит, мой сон означает скорую помолвку?! Смешно! Я никогда не выйду замуж! Никогда!» – Ирина закрыла журнал и, желая удостовериться в правильности умозаключения, окинула взглядом уже разгорячившихся от напитка мужчин.
– …Вот слушаешь вас, военных, – раскрасневшийся отец, повернулся к полковнику, – и думаешь: бросить, что ли, все к чертовой матери – и на фронт! Там ведь все ясно: вот – враг, вот – друг! А здесь…
– Да, господа, бедная, бедная Россия… Что нас ждет? – грустно воскликнул профессор Мановский.
– Нужна твердая рука, господа. Тогда будет порядок, – решительно заявил полковник, подливая себе водки.
Ирина вздохнула.
«Нет, пожалуй, я не хочу быть мужчиной, – решила она. – Это скучно. Очень скучно. С утра до ночи – дела, работа, споры о судьбе страны, попытки доказать другим, что Россия идет абсолютно не туда, куда предназначено, необходимость при этом непременно пить горькую водку – страсть какую противную, – она это уже знала, потому-что недавно тайком попробовала, – потом домой, а там – жены, с которыми тоже надо о чем-то разговаривать… Впрочем, почему о чем-то? О балах, нарядах, украшениях, которые были надеты на ком-то, о проказах детей и невозможности из-за войны поехать на воды в Баден-Баден… А утром – снова дела, работа и споры о судьбе страны… Нет. Я точно не хочу быть мужчиной!» – она снова открыла журнал и сразу наткнулась на небольшое объявление:
«Вниманию дружелюбного читателя! Открытие сокрытого. Обучение развитию психических сил человека. Большой Афанасьевский переулок, дом тридцать шесть. Квартира четыре. Ежедневно. С шести вечера. Порфирий де Туайт».
«Какое забавное имя, – оживилась Ирина. – Порфирий, да еще де Туайт».
– Ирэн, дитя мое, – прервал ее мысли отец, – тебя что-то совсем не слышно. Не задремала ли ты, часом, от наших разговоров? И то, мужские беседы – не для девичьих ушек… – он глянул многозначительно.
«Все понятно, – подумала Ирина. – Мешаю. Сейчас начнется разговор на тему „Что делать?“ Ох, видно, все мы – дети Чернышевского! А что же мне самой сейчас делать?»
Напольные часы, гулко пробив пять раз, подсказали ответ.
«Ежедневно. С шести часов. Большой Афанасьевский, тридцать шесть. Это же совсем недалеко», – Ирина