Очнулся от жалобного скрипа стакана в ладони. Рука дрогнула и, наполненный коньяком сниффер, качнулся, не удержав несколько капель. Они шмякнулись на пол. Даже во мраке кабинета, скудно освещённого светом улицы, чётко увидел мокрое пятно. Смотрел на него… пока перед глазами плевок малолетки не померещился, а следом её лицо. Дерзкое, наглое, с ненавистью во взгляде и презрением на губах.
Удивительная стервозность в столь юном, хрупком существе.
Я знал, что девки у Юсупова – красивы, но ни разу их не видел. Не было нужды, да и он ими не особо светил. И теперь понятно почему. Возраст у них как раз горячий, от женихов отбоя, наверное, нет. А в наше время сыскать достойную партию для сына\дочери и не угодить в сети приживалок\охотников крайне сложно.
И ему есть за что волноваться. Одна – как ангел, другая – дочь Шайната – не меньше. Такие разные и такие… Юсуповы!
Мои губы цинично дрогнули. Зубы сжал так, что скрежет послышался. Ничего! Я ему упрощу задачу… В несколько глотков осушил сниффер, со стуком поставил на журнальный столик, взял со стола телефон:
– Да? – после нескольких гудков раздался сонный недовольный голос Карима.
– Как дела? – Мой – звучал глухо и шероховато, прорезая тишину окутанного мраком кабинета.
– Чёрт, Хан, я сплю…
– Ещё? – подивился сонливости сына. – Ну, – кивнул мысль, – он у тебя хотя бы есть…
– Не начинай, – ворчливо перебил сын.
– Смерть сестры и тётки тебя не тронули?
– Не смей упрекать меня в бесчувственности, – буркнул недовольно Карим. На миг умолк, раздалось копошение. – Спасибо, что разбудил, прости, мне вставать пора, – монотонно пробубнил. – Если нужно поговорить – не телефон! – напомнил, что нам не стоит светиться в эфире.
– Как подарок? – решил уточнил на прощание.
– Какой? – озадачился Карим.
– Ты его не видел? – теперь и я подивился.
– Пап, я вернулся домой пару часов назад. Ничерта не видел. Я устал как чёрт. Лёг спать…
– Скоро буду, – отрезал я и сбросил вызов.
– Привет, – с недовольным лицом встретил меня Карим у себя дома немного погодя. Уже переодетый к работе: в белоснежной рубашке, чёрных брюках. Почти бодрый… и небритый, хотя в отличие от меня предпочитал чистоту линий лица.
– Доброе, – кивнул я, входя в зал. Мои ребята вошли следом и заняли привычные места, даже не спрашивая, можно ли.
– Бать, ненадолго, – застёгивая пуговицы на рукавах, проворчал Карим, – сам знаешь, у меня дел столько… – неопределённо качнул головой.
– У тебя никогда нет на отца времени, – упрекнул без злобы.
– Так я твоими делами занимаюсь, – хмуро парировал сын. – И пока ты в войнушки играешь, я разгребаю дела. В морге, кручусь по банкам, с ментами и судьями. И живу, мать твою…
– Не поминай мою мать, а твою бабку всуе, – процедил я, ничуть не сомневаясь, что сын на чувствах брякнул.
– Да-да, – закивал устало Карим. – Но я уже зашиваюсь, – уместил руки на талии, и на меня укоряюще воззрился.