На другой стороне дороги, выделяясь на мертвенно-бледном полотне тумана как клякса разлитых на бумаге чернил, стоял огромный черный пес, расставив все четыре мощные лапы так, будто испытывал небывалую гордость или жгучий интерес. Такая поза соответствовала бы титулованному гордецу, но не собаке. Пес смотрел прямо в лицо Роману, не двигаясь и не моргая, и взгляд поразил его еще сильнее, чем весь облик животного и стойка. Смутно знакомое чувство зашевелилось, нехотя, будто спросонья. Роман очень скоро опознал его. Это был иррациональный страх. Точнее, мотив, может, и был, но он не мог его разглядеть, словно за плотной пеленой дыма, и потому страх только усиливался, пользуясь временной слепотой жертвы. То же самое он почувствовал тогда, во сне, таком странном и жутком.
Роман спустился со ступеней. Пес не пошевелился, но продолжал прямо смотреть на него. Роман опустился на корточки и протянул руку в перчатке. Их разделяла полоса дороги, но Роману казалось, что пес прямо здесь, у кончиков обтянутых тканью пальцев. Время шло, он должен был торопиться. Судя по всему, пес не собирался двигаться с места. Роман поднялся и у самой двери еще раз обернулся: тот никуда не делся и все так же смотрел на него, прямо в глаза, как будто вел с ним осмысленный диалог, который Роман пока просто не мог понять, ибо язык этот был ему еще не знаком.
Роман проник в дом, бесшумно вскрыв замок, прокрался по лестнице, без особого интереса оглядываясь вокруг на то, что мог разглядеть. Это был обычный богатый, бездушный дом. Если жилище может отражать характер его обитателей, то это полностью соответствовало своему владельцу. Свет из спальни наверху попадал в коридор, на темный паркет и толстую ковровую дорожку. У двери Роман замер, поколебавшись. Стоит ли вначале образумить его, объяснить, преподать последний урок? Обычно Роман так и поступал. Но Тронто Левис был третьим после родителей, с кем Роман предпочел бы не говорить вовсе, любой ценой. Ему пришлось уговаривать себя даже теперь.
– Добрый вечер, учитель! Знаю, помешал. Уж простите. Учителя не слишком заботились о присвоении мне хороших манер. Их как-то больше интересовали мои туповатые одноклассники.
В комнате горела люстра, которая бросала резкий свет на бледное лицо Левиса. От испуга он подпрыгнул и схватился за грудь.
– Кто вы такой? – вскричал он. Голос его подвел и прозвучал куда выше обычного. – Что?.. Какого черта вам здесь нужно? Я немедленно вызываю полицию!
– Ну-ну, учитель. Мы ведь с вами не чужие люди.
Левис вгляделся в человека в дверном проеме, все так же хватаясь за грудь. Его черты вдруг как будто пошли волнами то ли от гнева, то ли от удивления.
– Ареклетт? – задохнулся он, растянув первую букву чуть ли не нараспев.
– Польщен, что вы меня помните.
Роман склонил голову, затем выпрямился и шагнул в комнату.
– Что вы… Почему… – Левис не мог сформулировать ни одного вопроса.
– Почему