На протяжении всего монолога оператор то шёпотом, то чуть громче с ужасом и отвращением восклицает: «О господи!», «Какой кошмар!», «Не может быть!» и т.д.
Поперхнувшись на полуслове, бомж заходится кашлем, харкает себе под ноги кровью, утирается сопливым рукавом и как ни в чём не бывало продолжает:
– Всё это дерьмо я цеплял специально, чтобы стать ходячим разносчиком заразы, настоящим бедствием! Понимаешь, сука? Я старался нарочно, чтобы во мне скопилось как можно больше всякой дряни, по-максимуму, чтоб ещё чуть-чуть и сдохнуть. И я сдохну, сука, сдохну в самое ближайшее время, жопой чую. Однако сперва я пойду в городской центр переливания крови и разбавлю все чистые и проверенные запасы донорской крови своей грязной и заразной кровищей!
Бомж широко разевает щербатый рот и безумно хохочет.
– Ха-ха-ха! Все запасы крови! Понял, задротина? Всё дерьмо, что сейчас во мне, передастся с донорской кровью огромному числу людей, которые заразятся, заболеют и сдохнут! А перед тем разнесут заразу по всему миру и тогда подохнут вообще все! Слышышь? Все люди сдохнут! Вот чего я хочу больше всего на свете – чтобы вы все подохли! Не быстро и безболезненно, а медленно и тяжело, в невыносимых муках! В том числе и ты тоже, грёбаный сраный задрот!
Шагнув вперёд, бомж почти упирается лицом в объектив. От невыносимого смрада оператор пошатывается и едва не теряет сознание.
– Я ненавижу грёбаных людишек! – хрипло каркает бомж. – Ненавижу за всё и одновременно ни за что. За то, что вы не такие, как я, а я не такой, как вы. Ненавижу вашу копошащуюся массу и вашу сраную цивилизацию, сраные законы и сраную культуру. Ненавижу государство, которое нихрена не делает для того, чтобы на свете не было таких, как я, и чтобы никому не довелось прожить так, как довелось мне. Ненавижу! Ненавижу!!! Понял, сука? Записываешь? Вот и записывай! Потому-то я и хочу, чтобы вы подохли! И вы подохнете, понял? Так всем и передай: вы скоро сдохнете, суки! И ты, задрот несчастный, тоже сдохнешь! Даже твою сраную камеру некому будет положить тебе в могилу…
Бомж нацеливает в объектив грязный скрюченный палец и вновь разражается безумным хохотом.
Оператора охватывает дрожь, вместе с ним дрожит и камера.
– Я-то с какой стати попал в это безумие? – шепчет он, не скрывая того, что услышанное