– Характер и выбор, – повторил он с уже знакомой ленивой интонацией. – При этом ты меня оклеветала. И поселилась в моей квартире. А чек, который я тебе выписал, заметно тебя впечатлил.
– Просто у меня, в отличие от вас, нет выбора.
Я яростно стиснула носовой платок, сама не зная, что я имела в виду: говорила ли я о своем положении или подсознательно оправдывала недавние решения. Впрочем, не успела я ощетиниться, как он разом убрал все мои иголки: склонил голову набок и с неподдельной искренностью произнес:
– Мне очень жаль, что у тебя нет выбора.
Я сглотнула. К нашему столику снова подошел официант, но Джек прогнал его взмахом руки. Не смея взглянуть ему в глаза, я снова принялась разглядывать убранство комнаты: пышную зелень, лепнину ручной работы, позолоченные перила, дорогую мебель из красного дерева. Богатства иного рода, недоступные дельцам вроде мистера Уоррена. Недаром «новые деньги» зовутся именно так – до недавнего времени процветали лишь те, кому богатство досталось по наследству, и вот все изменилось. Кому, как не мне, знать, что наследственной бывает и бедность и какие глубокие шрамы она оставляет.
– Лиллиан была права.
Джек снова привлек мое внимание. Эти глаза… Боже, ну что за глаза! Их взгляд расплавлял мгновенно, пробуждал под кожей отчаянное желание, отнимал самоконтроль, и тот будто песком ускользал сквозь пальцы.
– Вы о чем?
– Я расспрашивал ее о тебе. Она сказала, что ты очень добрая, но очень грустная.
Интересно, подумала я, как бы изменилось это описание, узнай Лиллиан, как я ее обманула.
– Никакая я не грустная.
Джек постучал пальцами по столу. Стук вышел глухим из-за кожаных перчаток. Странно, что он их не снял. Спеша сменить тему, я спросила:
– У вас что-то с руками?
Он выдохнул и заговорщически оглядел комнату:
– По мнению местной публики – да, но тебе я могу показать, если хочешь.
Еще как! И дело было не только в желании удовлетворить любопытство. Я вдруг поняла, что мы еще ни разу не соприкасались по-настоящему. Интересно, какие его руки на ощупь? Грубые, как у работяги, или мягкие и гладкие, как сама беззаботная жизнь? Но стоило ему стянуть перчатки и положить ладони на шуршащую скатерть, и я поняла, что обе мои догадки неверны.
Его кисти были покрыты татуировками. Реалистичными, причудливыми, пугающими. Их было так много, что, казалось, он натянул поверх обычной кожи чернильные перчатки. Пространство заполняли сложные узоры, символы, вычурные узлы, но больше всего притягивали внимание два крупных рисунка. На левой руке была изображена роща – такая реалистичная, что, казалось, я вижу, как колышутся на ветру кроны деревьев. На правой руке – ветки, перевязанные веревкой и охваченные пламенем, устремленным в беззвездное небо.
Настойчивый, нестерпимый жар снова прошелся по моей спине. На костяшках же в три ряда были вытатуированы буквы на незнакомом языке.
– Что тут написано?
– Yn