Царская чаша. Книга 1.2. Феликс Лиевский

обязанности, так что в кухне всё ещё грохотало, кипело перекличкою и дребезжало. Федька, также обязанный выслушивать блюдную роспись, в особенности ту её часть, где исчисляется государев стол, и на сей раз – постный, точно иноческий, стоял по другую руку от чтеца, мерный ровный торжественный голос коего усыплял его. И мысли, плывя рядом своим чередом, крутились в основном возле завтрашнего вечера… Запахи, смешиваясь, дразнили, но не донимали слишком – он успел по возвращении перехватить наскоро любимых потрошков со сметаной и краюшкой ситника, устроившись в углу свободного закута кухонной каморы с Сенькой, которому тоже перепало изрядно – целая миска куриных щей. Разумеется, кушанье себе он требовал если не от царского приготовления, тормоша при том загнанного повара, то от его помощника первого и только после снятия им с избранного пробы. Всякую минуту надлежало помнить об отравителях, и он помнил. Потому даже воды простой испить не где попало находил, а из рук всё того же второго царского повара, из закрытого кувшина, который тот сам укажет ему при свидетеле. Часто вторым свидетелем всему оказывался сам ключник, и Сенька, уносивший питьё в их с господином покои.

      – Из пития перед Великий Государь ставити по Росписи романеи три чаши полные, а на поставец – рейнского, мальвазии, аликанту, и медов вишнёвого, можжевелового и черемхового по штофу, да меру квасу хлебного с хреном и изюмом белым, квасу можжевелового с клюквою, настойки гвоздичной, полынной и анисовой, а перед послы того ж, да по полумере всего сверху. А пред гости… – близился к завершению длинного подробного списка неутомимый дворецкий, Федька же тешил себя тем, что хоть и княжеское будет обручение, а всё ж, хвала Небесам, не царское, и обрядов с непреложными уложениями, в нарушение коих не токмо чести – головы лишиться недолго, там куда поменее. Да и опыт у него, как-никак, кой-какой, а имеется, чтоб при особах знатных себя не уронить. Сваха, Анастасия Фёдоровна, насовала ему указаний, взирая надменно, с укором заведомым будто, будто он бестолочь какая и враг себе, и от возмущения он половину не слушал, почтя пустяками, само собой разумеющимися… То ли дело – наставления князюшки, мелькнуло внезапно, и тут он на минуту смешался от понесшихся вскачь тогдашних картин: амигдал тот в меду, вино, в голову ударившие, и благостное князюшкино доброжелательство, тогда помнившееся скаредно-лубочным, да только что б без него сделалось…

      – Ко всему полкади винной ягоды красной варёной в патоке, – завершающе прозвучал дворецкий, и далее, сообщив точный час, по коему им надобно быть по местам и готовыми, всех распустил.

      «Эге, – подумалось Федьке, – важный был разговор, и значимое вышло решение, раз таков приём42! А изюму бы белого неплохо в невестин ларчик взять… Не вылетело бы из башки только!».

      Пока государь заседал с посланником и Годуновым наедине, он полдня развозил гостинцы от него со словами внимания главе московской купеческой гильдии, на большое подворье, и по дворам других торговых воротил, прибывших по случаю в Москву ради общего насущного решения с Волги, Ладоги