– А сколько детей убил Душегуб? – сорвалось у меня.
– Зачем спрашиваешь?
– Да так… просто…
Марк скосил глаза, вспоминая:
– Четверо. То есть пятеро.
Прилично для такой маленькой дыры.
16:37
А вот и дом Энгриля – унылая темница, в которой мне довелось провести четырнадцать лет жизни. Одноэтажный дом с покатой красной крышей, местами обнажённой кирпичной кладкой и просто-таки микроскопическими окнами, отчего, помню, внутри и не бывает светло.
Раньше перед домом росло пять яблонь – осталось лишь три. Сухие ветви корчатся в агонии – в детстве я этих страшил даже боялась. Они напоминали чудовищных демонов из страшных сказок. Дядя отчего-то не умел придумывать добрые…
– Почему из трубы валит дым? – кивнула я на седой эфирный столб.
– В доме сейчас Сэм. Ты должна его помнить: вы вместе ходили к госпоже Гай на занятия.
Да, конечно же, тот самый гиперактивный кудряш. Пятнадцать лет назад ни за что бы ни предположила, что он станет полицейским.
– И что он там делает?
– Осматривает место преступления, улики ищет.
– А ты?
– А что я? – брякнул Марк с искренним недоумением.
– Разве не ты должен этим заниматься? – уточнила я.
Отворив калитку, я первой вошла во двор. В глаза бросается эхо чистоплотности дяди: листьев на земле почти нет, никакого мусора.
Марк меж тем тянет с ответом.
– Ты ничего из нашего разговора не поняла… В общем, я уже три года как не работаю в полиции…
Я даже остановилась невольно:
– И взялся расследовать это дело, чтобы вернуться на службу? – кинула я через плечо.
– В том числе.
– Эй, там! – выкрикнула физиономия из окошка, – Марк, кто с тобой?
– Это Кейт. Помнишь её?
Видимо, нет, раз так долго скрипят шестерёнки у него в голове. В конце концов, он просто махнул рукой, призывая входить. Марк нетерпеливо подтолкнул меня к двери. Пора зайти в гости к покойному дяде.
Стоило переступить порог, как на меня хлынул до боли знакомый запах. Да, именно так и воняла моя берлога. Пол скрипит именно так, как и должен, всё вокруг именно такое, каким и должно быть.
Тесная прихожая: справа на вешалке висят куртки, пальто и шарфы. На антресолях впитывают пыль старые коробки и банки. У стены в ряд выстроилась обувь, заботливо подлатанная и неизменно вычищенная. Как рассказывал сам Энгриль, его к чистоте и порядку приучил отец-военный. Один из последних военных на Земле.
Оставляя на полу грязные следы, я свернула из коридора налево. Вот и центральная комната в доме – кабинет дяди. Справа стоит громадный пузатый комод с ещё довоенными фотографиями родителей Энгриля. Позади него припрятаны веник с совком. Стена по правую руку увешана выцветшими картинами вперемежку с любимыми дядиными гербариями. Сохранился даже тот, что когда-то делала я. Две двери: одна ведёт