Нет, плохая примета – вспоминать этих бывших.
Лошадь выскочила на просторную площадь. Первое, что бросилось в глаза, – виселица. Пока пустая, зловещая петля покачивается на ветру, дожидаясь, пока ей на растерзание отдадут шею какого-нибудь подонка. По своим делам спешат жители Гавары, в небе кружат вороны. Чёрные соглядатаи ждут, когда человечество, наконец-то, загнётся, чтобы глаза можно было выклевать.
Мы остановились у большого здания – полицейского участка Гавары. Я ловко спрыгнула на асфальт – ноги и седалище затекли жутко. Всё же скакать верхом приходится редко. Больше люблю пешком.
– Заходи внутрь – тебя должны ждать. Ещё раз прими мои соболезнования, – коснулся козырька кепки всадник и отправился восвояси.
Местный полицейский, как я узнала из разговора. Дарнс или Данерс… честное слово, имя как-то вылетело из головы.
Возле ступеней участка валяется громадный чёрный пёс, грызущий кость. Слюнявая морда на секунду обратилась ко мне, но тут же интерес растворился. Хорош сторож…
Ступени местами подлатаны свежим раствором – борются со временем, не то, что у нас, в Карнбёрдже. Там всё медленно гниёт и разваливается, а все только махают руками. Над дверью величаво выпячивается самодельный деревянный герб, на котором чья-то рука изобразила щит со звездой и надпись «На страже порядка». Судя по хорошему состоянию, сделан недавно.
Я толкнула тяжёлую тёмную дверь и вошла в участок. Пол устлан жёлтым и красным кафелем в шахматном порядке, краски плиток ещё не до конца выцвели. Бледно-голубые стены местами вымазаны штукатуркой – словно карта неведомых островов в дальнем море. Под потолком висит перекошенная люстра, вдоль стены справа стоят разношёрстные стулья, слева на полстены раскинулся стенд с правилами городка – такие же расположены в магазине, у бара и в сторожке на северном въезде в город.
На одном подоконнике цепляется за жизнь небольшой цветочек в горшке.
В стене напротив три двери: одна ведёт в комнату для допросов, которой почти не пользуются, вторая ведёт к кабинетам, которые переоборудовали в жилые комнаты для сотрудников. Последняя дверь, обшитая ржавыми стальными листами, ведёт к камерам. Местная маленькая тюрьма.
За невысокой стойкой сидит шериф Гавары – Тим Симонс, он же Стальной Тим, он же Тим-четыре-колеса. Последним прозвищем пользуются редкие недоброжелатели, которым шериф оперативно вправляет мозги.
Тиму ему уже за семьдесят, он родился незадолго до Недоброго Утра. Правда, если не смотреть на морщины, седину и сухую кожу, других признаков преклонного возраста обнаружить не удастся. Тим человек волевой, в здравом уме, уверенный в себе, физически силён, напорист и строг. Другие шерифами не становятся.
Одет в лёгкую клетчатую рубашку и кожаный жилетку. На груди