Квентин строчил как одержимый, выполняя одно безумное задание за другим. Прошел час, прежде чем он поднял глаза и переменил положение отсиженной пятой точки. Солнечные квадраты под окнами сдвинулись, но его поразило другое – множество пустых парт. Разве отсюда выходил кто-нибудь? В животе у него сформировался холодный кристаллик: Квентин не привык, чтобы его опережали во время контрольных. Посмотреть бы на этих прытких, подумал он, вытерев потные ладони о брюки.
Еще через час Квентин, перевернув следующую страницу, увидел посередине единственное, выписанное курсивом слово КОНЕЦ.
Он прижал усталые пальцы к усталым глазам. Такого в его жизни больше не будет. Он так и не видел, чтобы кто-нибудь уходил, но из класса исчезли человек пятьдесят, и свободных парт стало больше, чем занятых. Как будто народ убирали втихую, пока он отвечал на вопросы. Голый до пояса татуированный панк оставался на месте. Он тоже, как видно, закончил и теперь развлекался, заказывая себе воду – всю парту уставил стаканами. Последние двадцать минут Квентин провел, глядя в окно и отрабатывая фокус с карандашом.
Декан, войдя в класс, сказал:
– Рад сообщить, что вы все переходите на следующую ступень. Второй экзамен сдается индивидуально преподавателям Брекбиллса, а в промежутке можно перекусить и пообщаться между собой.
Квентин насчитал за партами двадцать два человека – десятую где-то часть прежней группы. По классу уже циркулировал дворецкий в белых перчатках, раздавая подносики. Сэндвич с моцареллой и сладким перцем, большая груша, долька горького шоколада. Каждому студенту, кроме того, наливалось из отдельной бутылочки без этикетки что-то шипучее – грейпфрут-сода, как выяснилось.
Квентин прошел с ланчем в первый ряд, где собрались почти все остальные. Он, как дурак, радовался своему проходному баллу, не имея при этом понятия, почему он сдал, а другие нет. Дворецкий терпеливо собирал на поднос панковские стаканы. Квентин искал Джулию, но она то ли не прошла, то ли ее вообще здесь не было.
– Надо было сразу оговорить, сколько можно заказывать, – говорил панк, назвавшийся Пенни. Лицо у него, вопреки жуткому торсу, было мягкое и круглое, как луна. – Ну, скажем, максимум пять стаканов. Люблю такие примочки, когда система лажается на собственных правилах. А вообще скука. Двадцать минут на всю эту фигню.
– Двадцать минут? – восхитился мучимый завистью Квентин. – Господи, а я битых два часа впахивал.
Панк скорчил гримасу – мне-то, мол, что.
Общение лавировало между недоверием и чувством товарищества. Некоторые ребята сразу называли свои имена, города и обсуждали полученные