Отец ещё сказывал, что когда-нибудь Савку в Москву возьмёт.
Учиться.
И следом я уловил печаль.
Не взял, выходит… ну ничего. Вырастешь и сам поедешь. В больших городах и возможности большие. Поступишь учиться…
– Вряд ли, дяденька…
– Савелием зови, – отвечаю Савке. – Тёзки мы. Отчего же? Хотя так-то да… слепым тут тяжелее. Но, может, способ отыщешь, было бы желание… и так-то…
– Ублюдкам не положено, – Савка ответил это со всею взрослой серьёзностью. – Только если кто в род возьмёт и имя с отчеством даст.
– А если нет? Что, до конца жизни сидеть без фамилии с отчеством? А документы как?
– В приюте выправят. Буду тогда государевым…
– Это как?
– Савелием Государевым, – пояснил мальчишка. – Павловичем, как нынешний император зовётся. Сироты все на его попечении пребывают. Ну и с его милости живут.
Порядки, однако.
– После уже, если выслужить там, то можно подать прошение, чтоб фамилию сменить. Отчество-то государево останется, но… ну и так-то… сложно.
Думаю.
Если по фамилии понятно, кто ты и что за тобой семьи нет, которая при нужде вступится… хотя вот и за мной нет. Ничего. Выжил как-то. Правда, в том и дело, что «как-то»…
– В гимназии и лицеи Государевых не принимают…
– Совсем?
– Если только особые таланты к учению выказывают. Или вот дар находится… тогда от приюта прошение поступает. Но там мало.
Квоты, ясно.
И Савелий вздыхает. А потом добавляет.
– Но способных быстро по родам да семьям разбирают… и так-то…
– Так и тебя ж заберут.
Помню, о чём в прошлый раз говорили.
– Хорошо бы… – теперь в голосе Савки сомнения. – Но вдруг им слепой и не нужен? Вдруг… дар так себе, а я вот…
Страх его заставляет сердце колотиться.
– Значит, надо готовиться.
– К чему?
– К жизни… давай-ка… вставай.
– Зачем?
Затем, что вечность в этом лазарете или что оно тут, отсиживаться не выйдет. И сомневаюсь, что та стая мелких ублюдков оставит Савку в покое.
– Не оставит, – согласился Савка, сползая с подоконника. Причём делал он это тяжко, осторожно. – Он упрямый. И злой.
– Тогда для начала разомнёмся… слушай, лет тебе сколько-то? – спрашиваю зачем-то.
– Тринадцать, – отвечает Савка. – Было… позавчера.
И снова тоска.
– Маменька на именины всегда-то стол накрывала. Даже потом, когда отец умер. А когда жив был, то стол красивый. Всех звала. И няньку. И гувернера. Учителей. Даже прислугу потчевала, но уже на кухне. А на чистый стол торт брала в кондитерской. И пирожные всякие… я с кремом любил. А потом не пирожные, но кренделя покупала. Сахарные…
Хорошая была, наверное, женщина. Слабая только.
– А вы как праздновали? – интересуется Савка.
– Поверь, мальчик, тебе лучше не знать…
Потому как,